— Распишитесь, — сказал кассир. Положив кредитную карточку на поворотный круг перед собой, он крутанул его.
Лестер Таллентайр с шикарным росчерком подписался «Джеймс Харрисон». Он ни разу не задумался, кем мог быть этот человек. Карточку он купил у приятеля.
— Двадцать шесть фунтов за обратный билет второго класса! — сказал Лестер.
— Чистейший грабеж, — согласился кассир. — Скоро поездом сможет ездить только персидский шах да его мадам — больше никто.
— С наступающим Новым годом! — сказал Лестер.
— Остерегайтесь шотландских подростков, — мрачно предупредил его кассир. — Они в это время года обычно громят поезда, идущие на Глазго. Это в Шотландии под Новый год готовят бараний рубец? Вот они уже погрузились в поезд. Пьяные.
Лестер почувствовал укол страха. Он улыбнулся и медленно отошел от окна, раздумывая, не вернуться ли и не обменять ли билет на первый класс. Там он будет недосягаем для пьяных шотландцев, которые обязательно станут безобразничать, шатаясь вдоль поезда, который на всем трехсотмильном пути до места, куда едет Лестер, делает только одну остановку. Ему и так было несладко и хотелось покоя, чтобы разобраться во всем и решить, что предпринять дальше. Но, сделав несколько шагов к билетной кассе первого класса, он передумал. Придется доплатить больше тридцати фунтов, а тридцать фунтов — насколько он знал — потолок для барклизовских кредитных карточек. Кроме того, можно привлечь к себе внимание. Лучше он займет место подальше от буфета и бара. Пиво и сандвичи надо будет взять в главном зале вокзала, отделанном под гостиную в аэропорту. Лестер не одобрял этот стиль: слишком уж модерно для поездов, считал он. Ну ладно, пустяки все это.
Да нет, не пустяки. Не надо закрывать глаза на то, что беда ходила за ним так же настойчиво, как представительницы противоположного пола. Те десять лет, что он болтался в мире поп-музыки и мелких жуликов, одолеваемый страстным, неослабевающим желанием ухватить как-нибудь хороший куш, он то и дело из одной передряги попадал в другую. Даже сейчас, хотя он прочно обосновался в этом мире, хотя ему довелось заправлять делами пяти групп, одна из которых чуть не вошла в число Тридцати Лучших, хотя дома, в Тэрстоне, его считали важной шишкой, знакомой со звездами первой величины, — даже сейчас, чтобы привести себя в состояние радостной просветленности и возбуждения, ему достаточно было закрыть глаза и представить себе, сколько денег можно загрести в поп-бизнесе. Авансы в 500 тысяч фунтов; двухмиллионные договоры на грамзаписи; старые приятели по низкопробным ливерпульским клубам зашибали по 750 тысяч долларов в год на рыло — ни за что! От неуемного желания иметь в руках такие деньги его даже пот прошиб. А он с пустым карманом едет в компании глазговской шпаны на холодный север встречать Новый год. Чего доброго, снова придется воровать!