эпизоде! Представь себе, сколько он получит, если серию продадут за границу. А Присилла в Национальном театре, можешь себе представить? В Национальном! Это наша-то Прис! Невероятно! И, главное, вовсе не по блату — у режиссера, с которым она сейчас работает, это исключено. А Алекс и Энни, оба такие серьезные, они поступили в одну труппу, работающую на кооперативных началах, и сейчас разъезжают с гастролями по Северному Уэльсу с пьесой о дореволюционном Сиаме (сейчас он, кажется, называется как-то иначе), во всяком случае, очень, как бы тебе сказать,
выразительная вещь. Все у них решается голосованием, никаких шуточек, в создании текста участвуют все, а от Совета по искусствам они получили кругленькую сумму в качестве субсидии — недурно, а? А слышала ты…
Она была в восторге от всего. От их безудержной, сумбурной болтовни, от тесной, забитой людьми пивной, от прогулки по городу и парку. У нее родился мальчик, ему было почти три месяца, — и его рождение вселило в Эмму уверенность в себе, которую не могло бы ей дать ничто в мире. Ее родители оказались просто молодцами. Превзошли самих себя в доброте и готовности помочь. Мать клялась даже, что ребенок заставил ее почувствовать себя на двадцать лет моложе, а отец, по всей видимости, нисколько не был обеспокоен возможным порицанием паствы. В течение трех месяцев все четверо жили в полном мире и согласии. Однако со всей ясностью мысли, не изменявшей ей теперь никогда, она понимала, что долго так продолжаться не может. И кроме того, она по-прежнему любила Лестера.
Нужда делает людей изворотливыми. Она слышала, что Дуглас работает над фильмом о Мерлине Рейвене, позвонила ему в Би-би-си и исхитрилась следующий свой гелефонный звонок приурочить к тому дню и часу, когда у Дугласа в кабинете сидел Лестер. Дуглас оказался надежным сообщником. У Эммы было приготовлено четкое предложение: не встретит ли ее Лестер в следующее воскресенье в Риджентс-парке около трех часов дня возле раковины для оркестра? Никаких обязательств.
никаких сцен, никаких истерик, просто чтоб поговорить. Лестер согласился.
Он пришел первый. Она глазам своим не поверила и решила сразу к нему не бежать. Лестер сидел бледный и, как ей показалось, печальный. Темные ботинки, темные брюки, белая рубашка с отложным воротничком; пиджак лежал рядом на траве — по всей вероятности, чтобы быть использованным в качестве подушки. Он курил, излишне часто затягиваясь. Счастье, по всем признакам, снова изменило ему. Эмма стояла в отдалении и, сознавая всю глупость этого, старалась наслать на него добрые флюиды. Ее чувства совершенно не изменились. Но воля окрепла, и тактический план был готов. Ей нужно думать о ребенке.