В 1995 году отмечалось тридцатилетие «Дон Кихота» в Японии, и я вновь присутствовала на этом спектакле-долгожителе великого Горского. И опять раскланивалась со сцены как продюсер. Постановка эта и сейчас в репертуаре труппы Момоко Тани.
Недаром в Японии ценят старинные вещи, полагая, что лишь временем проверяется их подлинность. У японцев даже есть эстетическая категория, именуемая «саби», что можно перевести как «патина», «ржавчина». Налет старины наделен в их представлении своеобразием и обаянием.
Это я о балете, не о продюсере.
Когда я в 1964 году работала над «Дон Кихотом», пришла грустная весть: школа имени Чайковского закрылась.
Да, японцы почитают в искусстве традиции и саби, выражая свое преклонение перед тем, что преодолевает испытание временем. А разве классический балет – не саби?
Япония полюбила балет запоздалой, но страстной любовью.
Ценя искусство, в Японии хорошо разбираются и в мастерстве обучения ему.
К сожалению, школе имени Чайковского не суждена была долгая жизнь. После окончания второго годичного контракта мы с Варламовым уехали домой – семьи заждались нас. Из Москвы министерство культуры прислало новых педагогов – супружескую пару. Но они не прижились. Ей, хорошей, молодой танцовщице, самой хотелось на сцену. Педагогический опыт к ней еще не пришел.
Преподаватель – как камертон, определяет общий настрой. Прохладца учителя может разочаровать чутких учеников. Ученики покидали школу. Хаяси-сан оказался вынужден прервать контракт с советским министерством культуры.
Но достигнутое в школе классического балета имени великого русского композитора не погибло. Оно было спасено человеком по имени Тадацуго Сасаки.
На репетициях перед памятной премьерой «Щелкунчика» за кулисами появился новый молодой менеджер. Он заведовал декорациями и освещением.
Меня сразу поразила энергия Сасаки, его страстная увлеченность своим делом. Он не просто помогал в организации спектакля – он жил спектаклем.
Сасаки мог дать очень дельный совет. Он обладал даром Божьим – даром стремительных и точных решений, и его манеры отражали этот высокоскоростной мыслительный процесс. Он не ходил, а бегал, чтобы не терять драгоценного времени. Японский Фигаро – в эту секунду он здесь, в другую – там.
А главное, он по-настоящему влюбился в классический балет. Кстати, Сасаки говорит, что раньше мало знал о балете, предпочитая ему итальянскую оперу. Он мечтал о создании в Японии такой классической оперы. Но «Щелкунчик» произвел на него большое впечатление, к тому же ему было больно сознавать, что огромный труд, вложенный в развитие японского балета, может пропасть даром.