Тихомиров, замечательный мой учитель… Его стиль преподавания отличало гармоничное слияние петербургской школы, с присущей ей строгостью и приверженностью канонам, и школы московской, отдававшей предпочтение эмоциональности танца. Правда, знаю, что Тихомиров тяготел к Москве.
Теплота сердца и послушность мышц – вот каким, мне кажется, было его кредо.
Для Василия Дмитриевича самочувствие учеников оставалось главным мерилом напряженности экзерсиса. Он никогда не истязал нас излишними нагрузками. «Лучше недотанцевать, чем перетанцевать», – говаривал он, опасаясь, что лишняя серия движений в классе может привести к травме. Если не сегодня, то завтра.
Хотя, должна сознаться, его щадящий режим граничил порой с беспечностью.
– Да к чему это тебе, Марь-Иванна? – мог отмахнуться он от просьбы ученицы показать какое-нибудь сложное движение. «Марь-Иванна» было его любимым обращением к нам. Вообще, Василий Дмитриевич не одобрял увлечения своих марь-иванн бесконечным умножением числа фуэте и замысловатыми прыжками.
– С ума сошла, ноги переломать решила?! – порой обрывал он наши испытания себя на пределе физических возможностей.
Класс Тихомирова подсказывал идею о главной теме урока. Комбинации, которые он задавал, обычно развивали, усложняли, рассматривали в разных ракурсах какое-то одно важное движение. Скажем, если он готовил нас к ранверсе, то и весь урок посвящался исключительно этому па. Такой лейтмотив придавал занятиям у Тихомирова логику и завершенность.
Да, я плод с древа, взращенного Василием Дмитриевичем Тихомировым. Но хотелось бы назвать имена еще троих мастеров, повлиявших на мою педагогическую судьбу.
В хореографии Александра Алексеевича Горского отшлифовывалась моя профессия.
После Тихомирова моей наставницей стала Елизавета Павловна Гердт. У Гердт я училась лет пятнадцать, с 1935-го – все мои годы примы в Большом.
А третье имя – Агриппина Яковлевна Ваганова. У Вагановой я занималась мрачные военные шесть месяцев.
Она эвакуировалась из Ленинграда в Пермь, откуда приезжала в Москву. И учила нас, учила, назло голоду и холоду и бомбежкам. В этом была она вся – несгибаемая, беспощадная к себе и к другим, стальная Ваганова.
Я бесконечно благодарна Агриппине Яковлевне.
В то время я уже сама преподавала – заразилась балетной педагогикой. В классе Вагановой открылись мне, всего за полгода, тонкости, которые, поняла я потом, лежали на поверхности. Но до Вагановой я их не замечала. Умение раскрыть ученику глаза – важнейшее достоинство педагога.
Если у Тихомирова и Гердт каждое движение надлежало выполнять, внося элемент «от души», причем именно своей души, то класс Вагановой казался мне более прагматичным. Не особо пыталась она внести в него эмоциональную окраску. Сегодня вам предстоит выполнить такие-то задания, командовала, слегка шепелявя, Агриппина Яковлевна. Это даст вам возможность одолеть такие-то движения классического танца. Что и происходило!