— Савельев Тихон Спиридонович, он же Тихон, Громило, Молчун и так далее, — старательно начал Шорохов, — не буду утомлять вас перечислением всех его кличек, судим несколько раз, бежал, находился в розыске…
— Клейма негде ставить?
— Совершенно верно.
— Однако… — Городецкий ещё раз обозрел Турина, поджал губы, но Турин решил не вмешиваться в их диалог и даже поотстал.
Не ожидал он от Шорохова таких откровенно запрещённых ходов. «Хотя, — подумалось ему сразу, — чего тут необыкновенного? Шорохов не блефовал, он вёл открытую и честную игру, отстаивал свою версию, не из-за спины наносил удар, а на глазах, специально разыгрывал интригу при опытном следователе, которому придётся вести уголовное дело, если оно будет возбуждено».
— Я полагаю, — остановился Городецкий перед трамваем, из-под которого всё ещё выглядывали ноги погибшей, — пора оттаскивать это страшилище, — он столкнул на затылок шляпу, чтобы лучше было видеть, ткнул вперёд пальцем. — Всё-таки какая ужасная смерть досталась бедняжке! Поглядим, как же она смогла туда угодить? А насчёт уголовного дела, Андрей Иванович, ещё следует подумать. Я посоветуюсь с Глазкиным. Павел Тимофеевич — мужчина здравомыслящий, а старичкам, родителям его невесты, видно, всё равно… дочери нет, она, я слышал, с ними и не проживала, так, порхала с ветки на ветку… Конечно, замгубпрокурора — партия заманчивая, но, увы, не судьба… А его мнение, как-никак жениха, хотя и бывшего, многое значит. Я беседовал с ним только что, горе его безутешно. Нужны ли ему дополнительные страдания? Эксгумация, скажу я вам, это!.. Пережить одно, потом такое…
Он усердно задымил трубкой.
Тем временем по команде Шорохова агенты и добровольцы приступили к вагону. То, что предстало глазам, было ужасно: растерзанное, исковерканное месиво из костей и крови смешалось с песком и пылью, обратившись в грязь. Каким образом уцелели ступни высовывавшихся ног, оставалось гадать. Толпа ахнула и подалась назад.
— Может, в морге эксперт произведёт полный осмотр трупа? — отвернулся Шорохов, зажимая нос. — А сейчас пусть продиктует помощнику общую картину. Мы-то стерпим, народ к чему стращать?
— Я не возражаю, — откликнулся Городецкий.
— Записка у неё должна быть, — осмелился вмешаться Турин. — Мальчишка якобы принёс. Поэтому она и отправилась в эту поездку.
— Записка? Какая записка, голубчик? — следователь, словно впервые увидел Турина. — Откуда?
— Ещё одна полоумная! — в сердцах сплюнул Шорохов. — Бабка, прислуга актрисы, подружкой ей считалась. Она этому Савельеву и наговорила про какую-то записку.