Легкодимов понимал, что разыгрывает его начальник, но некоторые слова звучали задиристо, будто его самого проверял Турин, не доверяя главного.
— Меня больше привлекает смешное, где про криминал да детективные истории, — откровенно хмыкнул Турин, тем и закончив.
— Представляется мне, что скоро запущена будет дрянная интрижка в газетах, — Легкодимов всё-таки решился досказать своё. — С особым, конечно, умыслом. И заденет она больших людей в нашем городе.
— Кому и о ком брехать? — лениво возразил Турин, коснувшись бумаг на столе и делая вид, что они больше занимают его. — Теперь врать — опасная затея.
— Опасная? Не скажите…
— Раньше вольности ещё позволялись, а сейчас губком за всем следит. По шапке враз схлопочут даже за грамматические ляпсусы, а уж касательно политических эксцессов!..
— Значит, не допускаете? — с хитрецой обернулся старый сыщик.
— Иван Иванович, чувствую, вы решили меня доконать. — Турин насторожился, куда девалась улыбка в глазах. — Ещё один сюрприз подготовили? Признавайтесь.
— Давненько не виделись, накопилось… — не смутился тот. — Не сбрасывайте со счетов старческую блажь.
— Ну, хорошо. Я догадываюсь, что вы желаете разведать… Моё отношение к этой истории? Извольте. Профессор Браух слыл личностью известной, если не знаменитой, в медицинских кругах пользовался большим авторитетом. Общаться с ним считали за честь многие наши руководители. Были у него влиятельные люди в столице и не только по врачебной и научной деятельности. Сам Василий Петрович Странников заглядывал к нему, ценил, но захаживали к нему, как ни странно, и авторитеты из уголовников.
— Вот Василию Петровичу и аукнется это убийство, — тихо подсказал Легкодимов, будто только и ждал последних слов.
— С какой стати?
— Оставим пока эту тему, Василий Евлампиевич, — видя, как закипает начальник, смутился Легкодимов, — мы к ней ещё вернёмся. Обратите внимание на сей экземпляр, — и он с любовью погладил ладошкой объёмный фолиант в богатой кожаной обложке на книжной полке шкафа. — Полдня копался и вот не терпится похвастать открытием.
Он ухватился за корешок фолианта и попытался вытянуть его наружу. Лишь только ему удалось это сделать наполовину, раздался скрип, а затем послышалось лёгкое повизгивание металлических колёсиков, и громадный шкаф пришёл в движение. Откатываясь ближним боком от стенки, он открыл едва заметные контуры встроенного в камень тайника.
— Чудеса, да и только! — подскочил на ноги Турин.
— Терпение, батенька, терпение… — Легкодимов попробовал как бы приподнять удивительный фолиант вверх из общего ряда книг. — В своё время мудрые эти схроны были для нас неразрешимыми загадками. Я был знаком с единицами. В Кремле, помнится, в некоторых соборах да у купца Никольского. Любил тот баловаться такими штучками. Венецианских инженеров, говаривали, специально приглашал. Однако всё возвращается на круги своя, и прав был царь Соломон — нет конца этой круговерти. Понадобилась сия загадка Францу Генриховичу. А вот по какой причине?.. — он обернулся к Турину. — Сейчас вашим глазам предстанет то самое, ради чего и пожаловали к профессору незваные ночные гости.