– Неужели вы не понимали, что фашизм – это зло? – спрашивал на допросе газетчика, высокого сорокалетнего очкарика, Жаков.
Тот усмехнулся.
– Да понимал я… все понимал… – Он снял очки в роговой оправе и протер их платком. Он не выглядит испуганным – разве что усталым. На нем старенький твидовый пиджак и давно не видавшие утюга брюки из тонкого английского сукна.
– А тогда что же?.. – смотрел на него в упор Алексей.
Они сидели в его небольшом прокуренном рабочем кабинете. Часового он попросил удалиться, и тот стоял за дверью, готовый в любую минуту прийти начальнику на помощь.
Так кто же перед ним – матерый волк или заблудшая овца? Такие вопросы Жаков задавал себе постоянно, когда ему приходилось допрашивать людей. Нет, не любил он решать все с кондачка, всегда пытался понять, с кем имеет дело, а потом уже принимать решение. Кого ему только не приходилось видеть за эти годы! Когда-то вот также перед ним сидели опытные вражеские разведчики и совсем сопливые полицаи, ярые антисоветчики и обыкновенные трусишки, сбежавшие с поля боя, законченные негодяи-предатели и поддавшаяся немецкой пропаганде молодежь… Казалось, ну что с ними возиться? Стриги под одну гребенку – и баста! А он возился. А вдруг что-то просмотрит в человеке, вдруг не увидит истинную его душу? Потому и прозвали его коллеги психологом. Дескать, вместо того чтобы всех этих сволочей отправить на виселицу, он копается в их дерьме.
Но зато у Алексея душа спокойна. Скольких заблудших он спас от неминуемой смерти теперь и не счесть! Нет, наказание он считал мерой правильной. Коль ты провинился перед человечеством – изволь получить свое. Но вина ведь бывает разная, как и причины, толкнувшие человека на преступление. А жизнь нам дается одна. Поэтому надо ли всех под корень? Пусть человек отсидит свое и вернется к семье. Может, это станет для него великим испытанием, после которого он прозреет…
Вот и с газетчиком он хотел по-хорошему. А вдруг его силой заставили заниматься пропагандой фашизма? Не может нормальный человек принять эту идеологию человеконенавистничества, не может! Разве что только сумасшедший или маньяк… А этот вдруг:
– Расстреляйте меня! Слышите? Я – ваш злейший враг! Навсегда!.. Навсегда…
Он даже не говорил – он визжал. Ну, право, сумасшедший.
– Ты хоть понимаешь, что говоришь? – стукнул по столу кулаком капитан. – За тебя достойные люди просят, а ты…
Тот смолк и недоверчиво посмотрел на капитана:
– За меня?.. Просят? И кто же это, интересно знать?
– Кто? Ольховские! Знаешь таких? – спросил Алексей.
Арестованный опустил голову.