Я подняла глаза на Тайсона, и задохнулась от переполнявших меня чувств. Какой же он был красивый! И такой холодный. Где та любовь, что так явно читалась в его глазах раньше? Сейчас это был совершенно чужой человек, который не понимал, что мне от него нужно.
– Успокойся, дитя моё, – священник пытался утихомирить разбушевавшуюся невесту, а я, на всякий случай отойдя от неё подальше, обратилась к жениху:
– Тай, прости меня. Я знаю, что причинила тебе боль. Всему виной моя гордыня, и я очень сожалею об этом. Я люблю тебя, и хочу, чтобы ты дал нам ещё один шанс на счастливую жизнь. Клянусь, что больше никогда не подведу тебя.
Только на секунду на лице Тайсона проскользнуло выражение растерянности, но, уже в следующий миг, его сменила маска холодности и неприступности.
– Тай…, – я сделала шаг к нему, но он взмахом руки дал мне понять, чтобы я не приближалась:
– Ольга, не нужно было тебе приходить сюда, – в голосе звенел металл, – Между нами всё закончилось тогда, когда ты перешла все границы. Прошу тебя, уходи и больше никогда не возвращайся.
Каждое слово причиняло невыносимую боль. Слёзы, что мне так долго удавалось сдерживать, хлынули непрерывным потоком. Я не могла поверить в услышанное:
– Тай, – мольбу в моём голосе не расслышал бы разве что глухой, – пожалуйста…
– Посмотри, до чего ты себя довела. Не нужно так, я этого не стою. Быть стервой тебе идёт больше, чем амплуа мученицы.
– Это ложь! В тебе сейчас говорит уязвлённая гордость. Поверь, я могу всё исправить.
– Слишком поздно, ничего уже исправить нельзя. Между нами всё кончено! Уходи!
Боже, как больно! От разъедающего меня чувства я едва не сложилась пополам. Лишь остатки гордости помешали мне совершить опрометчивый шаг, начать умолять его о прощении.
Мне не в чем себя упрекнуть, я сделала всё, что могла. Моё унижение видели все. И если он действительно разлюбил меня, то мне здесь больше делать нечего. Собравшись с силами, я в последний раз взглянула в любимое лицо, на котором не дрогнул ни единый мускул:
– Ну что же, раз так, тогда извини за беспокойство. Будь счастлив. Прощай!
Я развернулась на каблуках, и почти ничего не видя из-за застилавших глаза слёз, решительно направилась к выходу.
Оказавшись на улице, я всей грудью вздохнула воздуха. И тут меня догнал Чейз. Схватив меня под локоть, и беспокойно заглядывая в глаза, он спросил:
– Почему, ты ничего не сказала ему о ребёнке?
В ответ я горько улыбнулась:
– Потому, что мне нужна была его любовь, а не жалость. Я не хочу, чтобы он считал себя обязанным быть со мной. Если он теперь любит другую, то пусть строит своё счастье с ней, я мешать не буду. У них ещё будут собственные дети, а мой, – я вновь автоматически погладила едва заметный животик, – мой будет принадлежать только мне!