На убитой женщине был шелковый халат с крупными рисунками в восточных мотивах. Ткань походила на дорогой батик. Должно быть, эта особа ни в чем себе не отказывала. В нескольких местах халат был пробит парными порезами, окруженными пятнами крови.
Я наклонился, рассмотрел порезы, коротко глянул в сторону Владимира Владимировича.
Тот согласно кивнул и заявил:
– То же самое. Полное повторение.
Два пореза находились в области шеи под ухом. Там крови вытекло больше. Видимо, халат не мешал. При изготовлении батика ткань пропитывается воском. Он отталкивал кровь, не позволял ей впитаться в ткань. Под халатом ее было, видимо, намного больше.
Один из порезов на шее был сильно расширен. На его краях остались следы каких-то инструментов. У меня мелькнула мысль, что это тоже работа преступника, но патологоанатом разубедил меня.
– Это я рану раскрывал, – сказал он. – На сей раз порез чуть глубже, чем от ваших сякенов, капитан. Оружие, похоже, то же самое, что и при первом убийстве. Кстати, я внимательно осмотрел пробоины на двери своего кабинета. Однозначно утверждать, что они идентичны ранам на теле Соколянской, я не берусь. Все-таки дерево и человеческая плоть имеют разное сопротивление. Могу с вами согласиться в том, что повреждения на двери и теле похожи. Но мы не знаем, когда были нанесены ранения и насколько тогда омертвели ткани. У разных людей трупное окоченение проходит с различной скоростью.
Владимир Владимирович откровенно шел со мной, что называется, на мировую. Должно быть, он осмыслил мои доводы и признал свою неправоту.
Пришла капитан Саня. В руках у нее был большой блокнот. Она записывала показания соседей, как я понял. Оперативная, так сказать, работа. Протоколы обычно составляются позже.
Я накрыл лицо покойницы простыней и выпрямился. Радимова сделала мне знак, отзывая в сторону, чтобы не мешать операм из следственной бригады осматривать комнату.
Желая перешагнуть через ноги убитой женщины, я оперся рукой о стол. На нем среди дорогой посуды стояла узкая, нестандартная, едва початая банка с вареньем.
Я наклонился, чтобы не брать ее в руки, не накладывать свои отпечатки на чьи-то чужие, и громко прочитал надпись на импортном языке:
– «Jam Physalis».
– Что-что? – переспросила капитан Саня, сразу не сообразив, о чем я.
– Варенье из физалиса, – пояснил я.
– Это то самое, которое так сильно интересовало Соколянскую? – спросила Радимова скорее себя, чем меня. – Интересно. – Она подошла, наклонилась, прочитала, потом сделала знак фотографу, который тут же начал щелкать цифровой камерой, снимать баночку в разных ракурсах, даже сверху.