Хотелось бы выразить это вслух, однако….
Шофер объявил мою остановку:
– Пятый роддом.
Пришлось уйти по-английски. В ответ автобус громко рявкнул мотором и, выпустив превеликий клуб едкого дыма, продолжил свое угрюмое путешествие. А мне предстояло понять, где же находится чертов роддом. Несмотря на то, что цикл занятий по гинекологии стартовал неделю назад, мое знакомство с ним было старательно отложено. И вовсе не потому, что я питал какую-то нелюбовь к этой науке. Просто пришлось потратить отпущенное гинекологии время на прозябание в лаборатории, где спешно тестировался и синтезировался «Здоровин».
Нарезав парочку кругов, я все-таки установил, что роддом спрятался под фасадом некоего «дома матери и ребенка».
Думаю, о подобных конспирациях не слыхивал сам Бонд. Для уточнения пришлось звякнуть кое-кому.
– Алло, Миш?! Ты на месте?
Слегка недовольный голос в трубке ответил:
– Да.
– А куда идти?
– Спускайся в подвал.
Поиски гинекологии все больше напоминали фильмы про шпионов или тайные секты. Четко следуя указаниям, я спустился по лестнице в подвал, где и обнаружил всех остальных членов группы.
– Здорово, Генка, – послышалось со всех сторон.
– Да ты – халявщик, – сказал кто-то.
Однако меня интересовал другой вопрос.
– А почему мы сидим на стульях посреди коридора?
Одногруппники переглянулись и очередной кто-то добавил:
– А это хороший вопрос.
Как раз в этот момент сквозь скопление студентов решил протиснуться странноватого вида чувачело в шапке-ушанке и со снегоуборочной лопатой в руках.
– Прелестно, – еле слышно сорвалось с моих губ.
Дальнейшее общение с народом не срослось, так как появился препод и стал колошматить всех подряд своими занудными расспросами.
– А доктор Чайкенфегель появился или как?
Пришлось сознаться.
– Я здесь, – было сказано мной вдовес к поднятой руке.
Хмурая брюнетка лет тридцати, коей сегодня была уготована роль преподавателя, посмотрела на меня исподлобья и постаралась дать оценку моей нагловатой личности.
– И где вы пропадали в течение недели?
Скорее всего, она ожидала отчаянного плача и безудержной мольбы о прощении, но вместо этого ей сунули под нос измятую бумажку. В ней среди прочих слов значилось главное – «разрешено деканом». Безусловно, она выпала в осадок, но это только подогрело интерес к моей персоне.
– Интересно за что вы получили такое снисхождение?
– Секрет фирмы.
– Так уж и секрет?
– Увы.
Что-то отталкивающее было в этой мадам. Это ощущалось в ее жестах, мимике, тембре голоса, каких-то эксклюзивных фразах. Возможно, все это было врожденным, а может, являло собой плоды всех тех неимоверных усилий, которые она прилагала многие годы, чтобы потом оказаться посреди подвала в окружении студентов-имбецилов.