– А знаешь, – сказала Алена с мечтательной улыбкой, словно вспоминала о прекрасных, но давно минувших временах, – я ведь всегда хотела, чтобы ты стала моей невесткой.
Мое лицо застыло, будто ледяная маска.
Как ей это пришло в голову? Неужели она что-то знает? Я отвернулась к окну.
– Ну, Алекс, к сожалению, уже не свободна, – сказала я полушутливо. – К тому же ты и без того мне как вторая мать.
– Как мило, рада это слышать. Но я хотела этого не ради себя. – Она потерла большим пальцем шов на кожаной оплетке руля. – А ради Элиаса.
Мое сердце ухнуло в пятки, кровь отхлынула от лица. Вроде мы только что обсуждали Алекс и Себастьяна – как вышло, что теперь мы говорим о нас с Элиасом? Я чувствовала, что должна что-то ответить, но боялась выдать себя.
– Знаешь, – продолжала Алена, – когда вы были подростками, часто случалось, что вы бросали друг на друга совершенно одинаковые взгляды – но только когда другой смотрит в сторону. – Вид у нее был мечтательный. – Матери всегда замечают подобные вещи. Возможно даже, я заметила это раньше, чем вы сами. Исподтишка я наблюдала за вами и надеялась, что рано или поздно вы поладите. Но увы, – она вздохнула, – мои надежды не оправдались. Все вышло иначе. Элиас уехал в Лондон. – Алена, явно колеблясь, взглянула на меня. – Между вами тогда что-то произошло, верно?
Я смотрела на нее во все глаза и, кажется, побелела как мел.
Сперва Алекс, затем отец, а теперь еще и Алена! Очевидно, тайна, которую я ревностно оберегала много лет, не такая уж и тайна для окружающих. Какая же я глупая… Думала, что могу кого-то обмануть.
От горьких воспоминаний старые раны вскрылись и закровоточили не хуже новых.
Я разглядывала свои ладони.
– Не понимаю, о чем ты, – пробормотала я.
– Эмили, Эмили, – со вздохом проговорила Алена, – я же все-таки не полная дура. Конечно, иногда не поймешь, что творится у тебя или у Элиаса в голове. Вот Алекс – абсолютная противоположность: у нее что на уме, то и на языке. Порой это, конечно, напрягает, но иногда не может не радовать. Мне никогда не приходится ломать голову, что с ней. Я всегда знаю, что она думает и чувствует. Но ты и Элиас… – Она покачала головой. – Вы совсем другие. Никого не пускаете в свой мир. Из вас насилу что-то вытянешь, да и то – когда уже поздно.
Мне стало дурно. Я бы с удовольствием выкрутила громкость радио на максимум, только бы оно заглушило голос Алены.
– Я говорю о том, что с годами научилась по косвенным признакам определять, все ли с вами в порядке. А что еще остается, если дети сами ни о чем не рассказывают? Приходится полагаться на свои ощущения. И они меня редко обманывают.