Он посмотрел в бинокль на поле битвы. Увидел, как в котловине у танка собрались немецкие автоматчики, оттуда и стреляли по его орудию! Немцы уже бежали в атаку, на высоту, рассеивая во все пространство гибельные светящиеся трассы.
Ершов повернулся, спросил:
─ Александр, можешь заряжать?
─ Учен, товарищ командир! ─ подтянулся воин.
─ Тогда не стой, как огородное пугало! Заряжать осколочными! Будем бить по пехоте! Отсекать ее от танков!
И сам себе стал командовать:
─ Огонь! Огонь!
Башкин еле успевал в спешке загонять снаряд за снарядом в прокрустово ложе казенника, руки его дрожали от нервного волнения, глаза заливал пот, гимнастерка была вся просолена, густо белела присевшими голубями на спине. Мучила усталость. Но он ничего не чувствовал, кроме ликования боя. Он понимал: идет смертельная дуэль с танками! Возможно, его последняя. Слишком уж велико наступающее немецкое воинство, лезущее на батарею с упрямым желанием ее уничтожить. Враг не считался с потерями. Все поле сражения было усеяно убитыми. Бесконечными земными кострами горели танки!
Но атака шла за атакою! Вражеская артиллерия вела прицельный огонь. Земля у батареи, где воевал Александр Башкин, была вся изрыта воронками; землянки, блиндажи разрушены. Сраженные пулями, падали убитые, раненые. На всю роту капитана Ивана Мороза остались только две пушки.
Но артиллеристы билось героями.
Героем дрался и Башкин. Он старался, как мог. Но снова не угодил командиру орудия.
─ Как заряжаешь, душа дьявольская? ─ ожесточенно выдохнул он, с трудом разлепляя ссохшиеся от жажды губы, заметив, что новичок-артиллерист Башкин, тяжело дыша, стоял среди стреляных гильз, держал снаряд, растерянно посмотрел:
─ По уставу заряжаю, по науке.
─ На колени привстань! ─ обозлился его недогадливости сержант. ─ Нельзя заряжать, не пригибаясь. Собьют, не успеешь маму вспомнить! Теперь разобрал, гробину твою? Ты что, от пули заговорен?
Неожиданно наводчик Павел Куликов, оторвавшись от прицела, испуганно вскрикнул:
─ Командир, танк на наше орудие мчит!
Михаил Ершов припал к панораме, и тоже сильно побледнел.
Из близкого соснового урочища, варварски, внезапно, вырвался тяжелый танк. Он, зловеще лязгая стальными гусеницами, устремился на редут Ершова, на ходу разворачивая башню и ствол орудия, из какого через мгновение должен полыхнуть огонь, разнести в клочья людей и пушку.
Командир орудия не стал скрывать опасность:
─ Мчит наша смерть. Или мы или он!
Он вскричал:
─ Александр, гробина твою, чего стоишь, как огородное пугало? Снаряд в казенник на танк! Живо!