Сошлись врукопашную, сошлись мгновенно. Бились люто, молча. Только слышались людские хрипы, придушенные стоны. Никто не уступал в упорстве, мужестве.
Александр Башкин дрался в самой гуще врагов. Он любил эту грубую солдатскую работу. Там, на смоленской земле, при первом боевом крещении было страшно. И неприятно убивать вблизи. Враг, конечно, есть враг. Никто не звал его на святую Русь. Сам пришел, самозванцем! Без жалости убивал, жег города и деревни. Но враг вблизи ─ был человек! Со своими чувствами, тревогами и печалями, с живым сердцем, в котором трепетно и изумленно билась любовь к жизни. И убивать его, насаживать на штык, разбивать прикладом голову было мучительно трудно.
Башкин не слышал себя убийцею, не слышал в себе разбойничьи посвисты атамана Кудеяра, желание по рукоять всаживать в жертву, под сердце, финский нож. В воине жила жалость за чужую человеческую жизнь! Тревожилась неуемная печаль, если видел чужую боль, чужую смерть.
Он был русским человеком! Он был до величия и загадки русским человеком! Он был растворен в Руси, как синь неба! И в первый раз, в Ярцево, вернувшись из штыкового боя, он долго стоял, прислонившись щекою к березе, смотрел на звезды в ночное время, стремясь унять мятежность в сердце, проклятую жалость к тем, кого он убил. Он сутки не мог надкусить хлеб, съесть ложку каши из солдатского котелка. Потом пообвык. Смирился с короною мстителя! Помогла лютая ненависть к фашисту за поруганную Русскую Землю, какую он любил с необычною силою. Воин знал кулачные бои, на Руси любили ходить деревня на деревню! И еще жило осмысление: если не ты, значит тебя! И теперь воин бился ловко, где кулаком, где гранатою, где штыком.
За ротою Павла Синицы поднялась вся дивизия! Вернее, то, что от дивизии осталось!
Гитлеровцы, как не бились, но отступили в свою деревню, отступили туда, откуда начали штурм. И снова встали тем же щитом у города Семилуки!
VII
Крепость Русского Воинства выстояла. Воины пели и ликовали, радостно махали касками, обнимали друг друга. Прокопченные пороховым дымом лица сияли счастьем. Тяжело далась победа, но далась! Казалось, и каждая луговая былинка, не сгоревшая в огне пожарищ, радовалась вместе с людьми, гордо распрямляясь на ветру, сладостно покачиваясь в бестревожном мире. И березы теперь не ощущали сиротливости, по ласке тянулись к солнцу, с полною щедростью укрывали от зноя зелеными ветками притомленную русскую рать.
Мгновение боя было равно само по себе прожитой жизни!
Спасибо, Русь, что сберегла!
Но битва еще не закончилась. Город Сталина был в опасности! Верховная Ставка наполняла ослабленную дивизию соками жизни. На ее вооружение поступили самолеты и танки, полевая артиллерия, стрелковые роты. На таком военном перекрестье и встретил Александр Башкин своего командира орудия Михаила Ершова.