─ Сталинград! Спасите Сталинград!
Вместе с товарищами, отчаянными смельчаками и жертвенниками, Башкин сдерживал бешеный натиск врага у станиц Каширская, Верхняя Тишанка, Михайловская,
Серафимовичи. Бился и с танками, и с озверелою пехотою. И как артиллерист, и как пулеметчик, и как боец рукопашной. Густо и там поливалась земля святою славянскою кровью.
И все напрасно, напрасно!
Отвоеванные крепости приходилось сдавать.
И отступать дальше. К Сталинграду.
Все отступать, отступать
Где героическое, а где паническое отступление русского воинства, сильно сказывалось на настроении, тревожил горечь, страдание. Свершался душевный надлом! И на чем держаться сердцу? Фронт у Сталинграда рухнул! Отечество гибло! Велико храбр русс! Но его гнев, ненависть, несравненное мужество не смогли остановить орды чужеземцев! Сила ломала горстку жертвенников! Крестоносцы фюрера казались непобедимым! Поддавшись панике, ослабевшие воины бросали оружие на поле сражения. И уходили Каинами в леса, жили на болоте, затаивались на мельнице, в избе вдовы-крестьянки. Отчаянные стрелялись. Те, кто еще пытался спасти Отечество, истинные воины Руси, кто нес в сердце честь и совесть, отважно бились с врагом.
Но отступали, отступали!
Мудрые старцы, русские мадонны с младенцами на руках, встав у калиток своих изб, скорбно, со скрытым осуждением смотрели им вслед.
Черные дни!
Черные мысли.
Александр, как человек и воин, как сын Руси, тоже испытывал потрясение. Тоже шел и плакал. Его душа тоже стонала, билась в крике, почему так? Почему отступаем?
Поневоле задумаешься, все дальше отступая к городу Сталина под натиском несметного немецкого полчища, а выживет ли Россия? Не уведут ли ее потомки гуннов царя Аттилы в полон с петлею на шее? Как рабыню, как земную оскорбленность, надруганность? Не станет ли разрушенным миром во Вселенной?
Тому, кто любит Россию, тяжело видеть ее в несчастье, в рабстве, видеть на смертном одре!
Можно с отчаяния застрелиться! И были такие мысли, были! Чего греха таить? Тянулась рука к оружию! Сам себе не признаешься! Ибо стыдно, стыдно! За слабость свою стыдно. Но было! Тянулась рука к оружию! И не от горя, а от печального сердца! Он есть ─ Русь святая! Если кончается Русь святая, то зачем ему быть на земле? Зачем, если земля осиротеет от Руси? С каким смыслом? С какою правдою? С какою честью? С каким милосердием? С какою любовью? С каким сердцем?
Он знал, сдаться легче легкого. Пустил пулю в висок, и не стало тебя! Мук не стало! Немцев не стало! России не стало! Ничего не стало. Так поступали воины не раз, когда приходила душевная опустошенность, утрачивалась всякая надежда на спасение. Он не раз видел в лесу человека-воина с простреленным виском, который сидел скорбно, сгорбленно на сваленном дереве или на траве, лежащим на земле, как на Голгофе, руки раскинуты, как прибиты к кресту, а сам смотрит в небо со всеми печалями! Они умирали с дивным спокойствием, с достоинством и честью русского офицера. Он не мог себе объяснить, что это: трусость? Или геройство? Осудить всегда легче. Понять намного сложнее. Во время боя, на миру и смерть красна! Но как быть, если ты остался один на один с собою? Со своим страданием? Как быть, если нет больше сил, уходить в лес от наседающего фашиста? Ты ранен и не желаешь больше быть тяжестью для воинов, в надежде уходящих от погони, но кому тоже вряд ли удастся сберечь себя в дьявольской игре со смертью? Но их не мучают раны, они не теряют сознание, не орошают своей кровью землю, у них есть посох – сила и воля. Они имеют возможность выжить! Зачем же собственною слабостью обрекать их на смерть?