Толстому, наверное, было очень обидно. Как же так?! Любое соприкосновение с ним обязано приводить женщин к гибели, женщины должны сгорать в его протуберанцевой короне. А тут такое!
Совсем было загубленная Гаша приезжала к Толстому в Хамовники в 1900 году, как помнится (так надо писать: «как помнится», это добавляет достоверности изложению, все это понимают, но виду стараются не подать, а то автору будет обидно). Толстой оставил по сему поводу запись.
Так и вижу сию моралите: граф быстро подходит к Гаше, которой, в принципе, тоже запах земли из-под фикуса не чужой уже, отрывисто спрашивает:
«Погублена мной? Ответствуй с честностью, окаянная! соблазнена мной и погублена?! А? А?!»
А предерзкая Агафья Михална с цинизмом этим бабьим непередаваемым:
«Нет, напротив даже совсем! Не помню я, чего вы там себе навыдумывали! Было б промеж нас что серьёзное да увесистое, я б запомнила, не сомневайтесь! А так и вспомнить у вас нечего…»
Граф эдак несколько пятится, сжимает в кулаке камень рубин и осыпает получившейся крошкой всё вокруг, прежде чем с больным криком сгинуть в дымной облаке.
Поэтому в биографии, наставляет Лев Николаевич, надо беспременно указать, что погибла Гаша после обесчещивания.
Что не только Гаша была им погублена, но и Аксинья («крестьянская женщина из нашей деревни») погублена графом неоднократно. Что у Аксиньи от графа есть сын Ермил, а графу за это совсем не стыдно: «…и я не прошу у неё прощения, не покаялся, не каюсь каждый час…» Как мы теперь подозреваем, Аксинья себя погубленной считать не хотела, бессердечная. Жалко ей, что ли, было подыграть графу и повеситься?! С запиской: «Лёвушка, погубил ты меня совсем, прощевай, любимай!»
Правда, не знаем мы про судьбу Ермила Львовича, что там, как…
Любопытный феномен – воспринимать женщин в своей судьбе как этапы самого себя, лишать их свободы воли, низводить до роли жертв. Графу, я так посмотрю, нужно было много топлива эмоционального в топку себе закидывать.
Вот Слава Ц-в постоянно кого-то губит и калечит из женщин. Женщины смотрят на него взглядом сокола, рассматривающего ковыляющего по лугу крота, а Слава не сдаётся, всё губит и калечит их судьбы.
Сегодня сидел в кресле, укутанный в одеяло, и воображал себя первым секретарём обкома партии при Хрущёве. Таким моложавым выскочкой из комсомольской плеяды, которых столь удачно развёл на молоко, «в счёт будущей дружбы», дорогой наш Леонид Ильич.
Смотрел на Волгу. И думал: а почему советские писатели не использовали тему ядерной катастрофы в СССР? Коммунистический постапокалипсис кажется мне сегодня очень перспективным направлением. Война, банда новых антоновцев, армейские команды, восстановление народного хозяйства…