ЧТО?!
— Нет. Не понял, — я честно посмотрел в глаза следователю. — Я не вымогал взятки. И не превышал.
Подобное обвинение возможно только в отсутствие записи, когда мои показания и показания Клима уравнивались в глазах следствия. Но запись не могла пропасть, Семён ни за что не допустил бы такого.
Хотя…
Могу ли я сейчас верить Семёну, с которым у меня, вопреки слухам, не было никаких дружеских отношений? Шлемову и Маринке я тоже верил.
И где я теперь с этой верой…
Я разом вспомнил свои вчерашние размышления про Клима и вдруг увидел себя стоящим на бесконечной гладкой плоскости в странном, огромном, переливающемся сиренево-золотистыми оттенками пространстве. Там, внизу, в плоскости, как в зеркале, были та жизнь и тот мир, к которым я привык и которые знал. И сейчас я чувствовал себя насильно, буквально за шкирку выдранным из этого привычного существования. А плоскость дрогнула. И не просто дрогнула, а стала наклоняться, провоцируя меня соскользнуть куда-то вниз. В непонятную, неведомую и оттого жуткую бездну.
И вместе с этим ощущением-картинкой пришло чёткое понимание: нельзя.
Я должен удержаться на этой плоскости, даже если она встанет на ребро.
Спокойно, Лёха. Спокойно.
Но подумать о том, с какого перепугу я словил такой глюк, я не успел. Какая-то часть сознания активно уцепилась за предложенную картинку, словно она была не менее реальна, чем всё, что меня окружало на самом деле. И я плюнул. Чёрт с ним, с глюком.
Потом разберусь.
Гомзяков смотрел почти с равнодушием удава, собирающегося сожрать беспомощного кролика.
— Сейчас придёт ваш адвокат, и вы сможете ознакомиться с доказательствами по этим пунктам обвинения. Потом приступим к допросу.
Чёрт. Смертельно хочется курить. Крепко сжал кулаки, чтобы руки не вздрагивали. Терпи, Лёха.
Следак отложил моё дело, заглянул в ящик стола, и передо мной возникла пачка «Звезды» и пепельница даже лучше, чем у Клима.
— Курите.
С трудом сдерживаюсь, чтобы не взять. Провоцирует. Смотрю на него.
— Нет. Благодарю.
В маленьких глазках человеческое выражение. Ишь ты…
— Курите, капитан. Это не провокация, я вам разрешаю. — И охране: — Снимите с него наручники.
Потереть запястья, вытащить сигарету, сорвать колпачок предохранителя, закурить. Уже легче.
Гомзяков внимательно смотрит, поставив локти на стол и упираясь подбородком в сплетённые пальцы.
— Я читал ваше личное дело, медзаключение, изучил показания вашего начальника и Веселовой. Вы — психически вменяемый, у вас устойчивая психика и сильный самоконтроль. Чисто по-человечески я вас понимаю и испытываю к вам определенное уважение. Мне не часто попадают на допрос люди, ставшие кавалерами ордена Отваги в девятнадцать лет и за три года дослужившиеся до офицера. Но де факто и де юре — вы виновны. Состояние аффекта — смягчающее обстоятельство, но не снимающее с вас вины.