– Тогда почему ты водишь со мной компанию?
– От нечего делать. Но долго это все равно не продлится. Через год я уеду.
– Собираешься заделаться знаменитым писателем?
– Что-нибудь в этом роде.
Я поймал на себе его оценивающий взгляд.
– Ах ты, сукин сын! Думаю, так оно и будет.
– Тогда идем! Я пойду вместе с тобой!
– Слепец ведет слепого? Почему ты всегда оказываешься прав?
– Не знаю. Я пытаюсь оставаться искренним и только…
– Ты веришь этой дряни?
– Разве можно жить, никому не веря?
– Ну, так иди же к ней сам! Отведи ее домой! Я уже слишком стар для нее, и для тебя тоже, и для всех остальных.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
– Это не старость.
– Старость, если ты – это я и в твоей биографии – тысяча мужчин. Поживу еще годика четыре, и хватит.
– Тебе будет всего тридцать!
– Очнись! Кому нужны тридцатилетние гомики?
– Но что же с тобой произойдет через четыре года?
Сонни замер и, глядя куда-то в сторону, холодно ответил:
– Ненавижу, когда мне задают такие вопросы!
– Я спрашиваю тебя как друг!
– Дай-ка я на тебя посмотрю повнимательнее… Да, ты действительно считаешь себя моим другом… – Он отвернулся. – Когда мне стукнеттридцать, тройка и нолик, я куплю крысиного яда…
– Нет!
– Или пистолет. Впрочем, быть может, я прибегну к дефенестрации. Интересное слово, правда? А знаешь, что оно означает? Дефенестрация – это прыжок из окна!
– Но почему ты так решил?
– Глупый мальчик! Таким, как я, после тридцати лет нечего делать в этой жизни! Все. Финиш. Помнишь песенку: «Кому ты нужен, старый и седой»?
– Тридцать лет – это вовсе не старость!
– Тебе это бабушка сказала? В тридцать лет человеку приходится платить по счетам. За все, что раньше ты получал за так, теперь нужно лезть в кошелек. И будь я проклят, если я стану расплачиваться за то, что принадлежит мне по божественному праву.
– Бьюсь об заклад, точно так же ты говорил и в пять лет.
– Да, таким уж говорливым я уродился. И чтоб остановить меня, существует только один путь. В окошко.
– Но у тебя еще вся жизнь впереди!
– Это у тебя, дружок. А вот у той девицы за роялем в баре, поющей блюз, уже нет. Что до меня, то на всем моем теле не найдешь и дюйма, на котором не было бы отпечатков пальцев из фэбээровских досье на хулиганов, жуликов и опасных психопатов!
– Я тебе не верю!
– Глупый, наивный мальчик! – сказал он с грустной усмешкой. – Тебя когда-нибудь целовали мужчины?
– Нет.
– Я бы тебя поцеловал, но не стану…
Я вновь посмотрел на женщину в черном плаще.
– И давно ты ее знаешь?
– Еще с института. Она была одним из моих преподавателей…
– Ах так!
– Только не надо ахать! Я был ее любимчиком. Она пророчила мне блестящую будущность… Я же брожу вечерами по центральным улочкам в компании юных бездельников…