– Вы проехали сегодня много миль, кузина Фелиция? – спросил я, как только устроился на заднем сиденье кареты. В маленьком объеме экипажа, оказавшись так близко от девушки, я почувствовал, что моя голова вновь пошла кругом.
– Я думаю, не более 15 миль, кузен Роберт, – ответила она застенчиво, а её опущенные ресницы почти касались нежных, румяных щёк. – Вчера мы проехали свыше 30 миль, поэтому дали отдохнуть лошадям и в путь сегодня отправились позже.
– Это те самые лошади, на которых вы выехали из Мериленда, кузина Фелиция?
– Именно они, кузен Роберт. – Но теперь её ресницы были подняты, её глаза весело смотрели на меня; а в мягком изгибе её губ таилась улыбка, рождающая ямочку на левой щеке. – Да, кузен. Дороги в основном были превосходные. Я думала, что Филадельфия необыкновенно большой город, но Нью-Йорк ещё веселей и ярче. Погода нам благоприятствовала; я ни разу чрезмерно не уставала, и…
– Вот-вот! – рассмеялся я, уловив смысл её шутливых замечаний. – Если вы и дальше бедете столь же расточительны по отношению к темам нашего разговора, то как мы станем поддерживать беседу, пока не достигнем дядюшкиного дома?
– Расскажите мне об этом отвратительном маленьком французе, – неожиданно сказала Фелиция, сделавшись вдруг такой серьёзной, что я был поражен глубокой сосредоточенностью её прекрасного лица, сохранившего тем не менее живость и непередаваемую прелесть. – Я допускаю, что он может не быть таким плохим, как то впечатление, какое он произвёл на меня, иначе он не мог бы находиться в вашем обществе, и мой дядя не пригласил бы его к себе в дом в этот вечер. Но всё же, кто он?
Я рассказал ей то немногое, что знал сам, добавив, что она не должна строго судить француза за его манеры, столь отличные от тех, к коим привыкли мы, американцы, и которым он ещё не успел обучиться.
– О да, – пожала она плечами, – конечно.
Но в нём есть что-то ужасное. Быть может, это его длинные зубы: они так не соответствуют его короткому толстому телу. А как он раскраснелся и каким свирепым стал его взгляд, когда вы, садясь в экипаж, повернулись к нему спиной, и он понял, что вы не намерены представить его мне!
Я была бы с ним настороже, кузен Роберт. Он почувствовал себя глубоко оскорбленным, а я уверена, что он умеет быть опасным, – добавила Фелиция серьёзно.
– Вероятно, ваша служанка разделяет ваши опасения, – сказал я, – Либо это так, либо мосье де Сен-Лауп поразил её воображение.
– А, Уэшти! Это бедное создание провело свои девические годы на Гаити, ухаживая за матерью, высеченной почти до смерти. Она в принципе ненавидит всех французов. Но вот что я намерена сказать вам об этом человеке, кузен Роберт. Никто и никогда не производил на меня столь странное и неприятное впечатление, и ещё – он был глубоко оскорблен.