— При такой награде можно рассчитывать на какую угодно помощь. Не говорите больше ни слова и не вздумайте давать объявление об этом в газете. Вы нашли своего человека. Его зовут Тим Хатчинсон.
Без сомнения, Тим был именно тем человеком, в котором я нуждался. Да еще в темную ночь, когда идет проливной дождь, когда туман становится гуще и гуще и практически невозможно — по крайней мере для меня — отличить обычные буруны от волн, которые с пеной ударялись в рифы. Тим Хатчинсон был моим человеком, и награда в полмиллиона была не слишком большой за такую помощь.
Он был одним из тех немногих, которые родились на море и для которых оно стало родной стихией. А если добавить еще и двадцать лет практики — причем во всевозможных условиях, — то станет понятно, каким специалистом был Тим Хатчинсон. Его знания были неизмеримо выше знаний многих хороших специалистов. Даже среди профессиональных рыбаков немного нашлось бы таких.
Его огромные руки почти не прикасались к рулю! Он обладал зрением совы и ушами, которые безошибочно определяли, идут ли волны в открытое море, на рифы или на сушу. Он мог оценить величину и направление бурунов, которые появлялись из темноты и тумана, и соответственно им менять скорость судна. В него словно вмонтировали компьютер, который мгновенно учитывал силу ветра, прилив и отлив, течения, скорость яхты, и это позволяло ему в любой момент до точности знать, где мы находимся. Я был готов поклясться, что он чуял сушу носом, в то время как мы чувствовали лишь дым сигары, которая была его неотъемлемой частью. Достаточно было простоять с ним рядом минут десять, чтобы понять, что сам ты ни черта не понимаешь в навигации, и сознание этого факта было малоприятно.
Он провел «Фармейн» между Сциллой и Харибдой на полной скорости и вывел ее через опасный проход в открытое море. Рифы, вокруг которых пенилась и кипела вода, появлялись с обеих сторон в одном-двух ярдах от катера, но Тим, казалось, их не замечал. Во всяком случае, не провожал взглядом. Оба «мальчика», два широкоплечих великана, не менее шести футов каждый, всю дорогу усиленно зевали. Тим увидел «Файркрест» за сотню ярдов до того, как я начал смутно выделять его в ночной тьме, и подвел катер к яхте так аккуратно и осторожно, как я не смог бы среди бела дня остановить автомашину у тротуара. Даже в том случае, если бы был в форме. Я тихо взошел на борт «Файркреста», чем привел в ужас Дядюшку Артура и Шарлотту, которые не услышали при нашем прибытии ни малейшего шума. Я объяснил ситуацию, представил им Хатчинсона и отправился в обратный путь. Минут через пятнадцать после передачи сообщения в Лондон, я уже снова был на борту «Файркреста».