Из-за мольберта Богеме и присмиревшим гостям была видна только голова Сидорова. Темные очки делали его лицо похожим на маску.
– Так, хорошо, – бодро произнес Сидоров и неожиданно продолжил не по сценарию: – Света бы добавить.
– Свет включен на полную, Анатолий Петрович, – откликнулся Богема. У него ёкнуло в груди. Опять, как тогда на даче, он испугался, что у дяди Толи произойдет непредвиденная, необъяснимая осечка, и всё закончится позором на всю Ивановскую.
Быстрым шагом он подошел к Сидорову, который в это время деловито расстёгивал брюки, и шепнул на ухо:
– Может, тебе очки-то снять, если хреново видно?
– Не боись, – так же тихо буркнул Сидоров. – Иди, не сбивай меня с толку. Я вообще кое-как терплю.
Богема вернулся к гостям.
– Так, стоим, ждём, – сказал он тихо, по-заговорщески.
– Уже началось? – перевела Настя вопрос Беатрис, которая беспокойно переминалась на пятачке перед мольбертом.
– Беатрис, просьба смотреть на Анатолия Петровича, – попросил Витя.
– Си, си. – Она вытянула шею, всматриваясь в бесстрастный лик Сидорова.
В напряженной тишине послышалось характерное, понятное всем журчание. Настя не выдержала, с ней случилась истерика. Она стала хохотать, отвернулась, зажала ладонью рот, но не могла удержаться. Габриэль, глядя на нее, тоже начал посмеиваться. Беатрис оглянулась на них, белозубо улыбаясь во весь рот.
– Туда смотреть, туда! – замахал руками Богема.
Но гостей уже было не остановить. Их обуял неудержимый, исступленный общий припадок хохота. Настя утирала слезы, Габриэль согнулся в три погибели, Беатрис ухахатывалась, запрокинув голову к стеклянному потолку. В этом припадке они не увидели, как художник вышел из-за мольберта, как Богема помог Сидорову надеть непривычное для него пальто, как у порога они оба оглянулись разом и посмотрели на гостей, как смотрят на постояльцев сумасшедшего дома его случайные посетители – с любопытством и опаской.
Проводив Сидорова подождав, когда гости немного утихомирятся, Богема предложил:
– Ну что, пойдем принимать работу?
Он провел их за мольберт. Они смотрели на веселое лицо Беатрис, выписанное на «холсте», и молчали. Витя фотографировал портрет.
– А где художник? – наконец спросила Настя, озираясь. – Теперь очередь Габриэля.
– Мастеру нужна пауза. Естественная. Сами понимаете, – многозначительно сказал Богема. – Так что ждем вас снова у нас через три часа. Но я вас убедительно прошу, Настя, чтобы не было никого из посторонних.
Беатрис стала что-то быстро и горячо говорить Насте, отчаянно жестикулируя. Габриэль согласно кивал кудрявой головой, иронично изогнув бровь.