– Раиса Степановна в курсе? – спросил Бестужев, пока губернатор закуривал.
– Вот ты, Коля, и выясни, в курсе она или нет. Я к ней напрямую не хочу обращаться. Ты же знаешь нашу Райку. Чего-нибудь неправильно поймет, болтанет где-нибудь. В общем надо разобраться, с какого это перепугу наши художники стали такими популярными, ну, и организовать встречу Карнаухова с этим Сидоровым, раз уж так приспичило.
* * *
Бестужев по обыкновению не стал откладывать в долгий ящик поручение губернатора. В этот же день он позвонил начальнику управления культуры и попросил найти время, чтобы зайти к нему на чашку чая. Статус Бестужева в правительственной иерархии, наработанный рука об руку с губернатором за многие годы, заставлял не брезговать чаепитием в его кабинете и персон более высокого полета. В условленный час Раиса Степановна сидела на краешке стула и помешивала сахар в чашке, вся в почтительном внимании – Николай Иванович попусту к себе не приглашал.
Ведя неспешный разговор о том, о сём, о погоде и всякой всячине, Бестужев наконец поинтересовался, знает ли она такого художника Сидорова. Хотя смешно сомневаться, уж управлению-то культуры наверняка известны все местные художники наперечет. Выяснилось, что Раиса Степановна услышала об этом человеке совсем недавно, и ни разу не видела его в лицо, а работы его можно увидеть в художественном салоне Потаповых. «Чем же он знаменит, этот Сидоров?» – спросил Бестужев. Раиса Степановна отвечала не сразу, делая глоток из чашки.
– Николай Иванович, в связи с чем такой интерес? – спросила она.
– Да так, проверяем информацию.
– А, понятно. Я не считаю, что этот Сидоров знаменит. И вовсе он не художник, а, говорят, обычный работяга. В свободное время от нечего делать рисует портреты, причем, по-дурацки, по-ненормальному. Как говорится, в семье не без урода.
– То есть он художник не профессиональный, любитель, – уточнил Бестужев. – В чем же его ненормальность? Берите печенюшку, Раиса Степановна.
– Спасибо, Николай Иванович, я мучного стараюсь поменьше есть… Как вы считаете, нормально ли это и художник ли человек, если он рисует не карандашом и не кисточкой. А кое-чем другим.
– Чем же? Вы меня интригуете, Раиса Степановна.
– Как бы поделикатнее выразиться… В общем, уриной он рисует, уриной. А по-русски – мочой! Не к столу будет сказано, уж простите меня.
– Разбавляет краску, что ли? – удивился Бестужев. – Да разве так бывает? Это же извращение какое-то.
– В том-то и дело: какой он художник? Извращенец он, а не художник. Но вы еще не до конца поняли, Николай Иванович. Я же говорю, он рисует не карандашом и не кисточкой.