– А чем?
– Гениталией своей, вот чем. Мне стыдно и противно это произносить.
Бестужев пытливо на нее посмотрел.
– Я в своем уме, Николай Иванович, не беспокойтесь. – Раиса Степановна коротким, смущенным смехом попробовала сгладить неловкость.
– Мне нужно взглянуть на картины Сидорова, – сказал Бестужев. – Пожалуйста, предупредите художественный салон, что я завтра к ним приеду. Впрочем, предлагаю поехать вместе.
* * *
Линии рисунков были чуть размыты, словно чернила на промокашке, но если отойти подальше, портреты смотрелись вполне натурально и прилично. Один из семи портретов в особенности притягивал к себе – лицо молодой, красивой женщины застыло в ироничной, недоверчивой улыбке. И эта женщина, хозяйка художественного салона, сейчас стояла рядом с Бестужевым. В зале прохаживались редкие посетители.
– Откуда такая уверенность, что портреты выполнены… извращенным образом, – с недоумением задал вопрос Бестужев, как будто самому себе.
– Да вот же Анастасия Сергеевна прямой этому свидетель, – с готовностью откликнулась Раиса Степановна.
– Неужели? Вы видели, как это делается? – обратился Бестужев к хозяйке салона. – Наблюдали за процессом?
– Нет, сам процесс был культурно прикрыт. – Анастасия Сергеевна звонко рассмеялась. – Но почему-то я опять слышу разговоры про какую-то извращенность. Разве портреты не прелестны? Ну, скажите, Николай Иванович. Разве не так?
– Портреты как портреты, я потому и удивляюсь.
– Правильно. Неужели так важно, каким образом они выполнены? Важен результат. И вы не представляете, какой громадный интерес у посетителей вызывает уринальная выставка. Это сейчас здесь пока затишье, а буквально через полчаса подойдет одна группа, потом другая…
– Нет уж, все-таки лично я предпочитаю классику, – осуждающе вставила Раиса Степановна.
– Классику у нас тоже любят смотреть. Экспозиция салона самая разнообразная, на любой вкус, – подхватила Анастасия Сергеевна.
– Погодите, погодите. – Бестужев постарался сразу пресечь нежелательную полемику. – Я далеко не специалист в изобразительном искусстве, но насколько понимаю, это же снимки? То есть портреты сначала делают, а потом фотографируют. А на чем непосредственно рисуют, Анастасия Сергеевна?
– Вадима Ивановича нарисовали на снегу под открытым небом. А меня – у художника в мастерской. Но какой материал использовали, затрудняюсь сказать – соль, сахар, а может сода.
– Сода, говорите? – Губы Бестужева сами по себе растянулись в широкую, хитроватую улыбку. – Вы меня извините, но у меня со вчерашнего дня какое-то странное впечатление, что меня разыгрывают, словно первого апреля, и день этот затянулся. Разводят, извините, как последнего лоха. А, Раиса Степановна?