Я познакомился с Орловым в Женеве, приехав на то же самое заседание. Мы жили в одной гостинице «Долев», и этот факт прокурор впоследствии назвал «криминальным». Название этой маленькой, трехзвездочной, но очень уютной гостинички, которую и я и Орлов выбрали из соображений прежде всего экономических, впоследствии обошло страницы многих газет. Так что хозяин «Долева», надеюсь, в накладе не остался: такая реклама дорого стоит. Ну кто бы и когда узнал, что существует в Женеве, недалеко от железнодорожного вокзала, ничем не приметная гостиница, о которой год спустя заговорит с газетных страниц практически весь мир.
Итак, мы познакомились с Орловым в гостинице, и я, признаюсь, напряженно вглядывался в его лицо, пытаясь понять, действительно ли у него оба глаза — свои, не является ли один из них искусственным. Видно, любопытство мне скрыть не удалось, Леонид как-то невесело усмехнулся и заверил:
— Да свои у меня глаза, свои, хочешь, я и тебе справку покажу.
— Покажи, — оживился я. — Для газетного репортажа это то, что надо.
Леонид порылся в кожаной папке, достал лист стандартной бумаги, на котором сверху был гриф Института микрохирургии глаза имени Гельмгольца. Я внимательно прочел содержание, извещавшее о бинокулярном зрении «обратившегося Л. Орлова».
— Слушай, Леня, а, кстати сказать, какой тебе выбили глаз? — спросил я его.
— Во-первых, не выбили, а выкололи, а во-вторых, в каком смысле какой? — переспросил он.
— Ну, в том смысле, что левый или правый?
— А черт его знает, — рассмеялся Леонид. — В газетах об этой подробности не упоминается. Выкололи и выкололи, без всяких деталей. Кстати, хорошо, что об этом упомянул, надо будет завтра сказать в суде, что я даже не знаю, какой именно глаз мне выкололи.
— Если тебя кто-то захочет слушать…
К тому времени благодаря настойчивости адвокатов заседания Обвинительной палаты проводились при открытых дверях, журналисты и просто любопытствующая публика получили доступ в зал заседаний. Без всяких препятствий прошел туда и Леонид Орлов. Он сел на первой скамье для посетителей, так, что не увидеть его было невозможно. Именно на этом самом заседании прокурор Жан Луи Кроше значительную часть своей речи посвятил показаниям специального агента ФБР Роберта Левинсона и, как пример невиданной жестокости, сообщил судьям про эпизод, связанный с москвичом Леонидом Орловым. В голосе прокурора, когда он рассказывал о выколотом глазе, звучали праведный гнев, вполне соответствующее моменту гражданское возмущение. Всяк, кто слышал в этот момент прокурора, должен был понять, что Сергей Михайлов — исчадие ада.