– Уна, я хотела тебя кое о чем спросить, – задумчиво произнесла девушка.
– Дайте мне еще немного времени, Владыка. Я уже нашла доверенного капитана. Нужно только дождаться его прилета, – раболепно заверила эпик.
– Это хорошо. Но я хотела поговорить о другом. Светловолосая почтительно склонилась.
– В твоем мире, мире эпиков… Нет, не так, – исправилась Марго, – слово «Пророк» тебе о чем-то говорит?
– Пророк чего? – переспросила Уна.
– Просто Пророк.
– Вроде нет… – задумалась эпик и тут же разволновалась, – но если это важно, я могу провести расследование!
– Пока не нужно, – покачала головой девушка, – ступай.
– Вы точно больше ничего не желаете? – обеспокоилась чрезмерной задумчивостью Марго Уна.
– Точно. Оставь меня.
Поклонившись, светловолосая вышла, а девушка, оставшись одна, рухнула на кровать, пытаясь принять решение, которое упорно обходило ее стороной, порождая все больше и больше сомнений.
* * *
По ту сторону стыковочного рукава Давида ждали трое мужчин в черной, с бордовыми вставками, форме. На поясах всех троих висело мигающее оранжевым цветом оружие, предупреждающее, что оно активировано и находится в режиме оглушения.
Снисходительно улыбнувшись плотно сдвинувшим брови офицерам, Правый флагман пошел вглубь корабля.
Сопровождение, шагая в ногу, двинулось следом.
Давид неторопливо шел по металлическому коридору судна, глубже и глубже погружаясь в воспоминания о том счастливом времени, которое называется детством. Жаль, длилось оно очень недолго… Наверное, у каждого своя судьба, тихо, но глубоко вздохнул Флагман; например, у него – быть Нареченным…
Никого не встретив по пути, Давид и его сопровождение добрались до капитанского мостика, на котором, заложив руки за спину и поставив ноги на ширину плеч, стоял адмирал Каливар.
Выдавив из себя некое подобие снисходительной улыбки, Флагман посмотрел на явно не обрадованного их встречей отца.
– Нареченный прибыл! – торжественно сообщил один из мужчин в форме.
Адмирал медленно кивнул на ряд стоящих у стены пустых кресел, подразумевая, что сыну рекомендуется молча там обосноваться и никоим образом не обозначать своего присутствия до конца полета.
Давид понимал, что таким образом Каливар в очередной раз пытается задеть его самолюбие. Но безуспешно: сын давно привык к придиркам и оскорблениям родителя. Более того, он даже был за них благодарен, считая, что жизнь с менее жестким и требовательным отцом никогда не научила бы его скрывать свои истинные чувства и полностью игнорировать чужое мнение, кому бы оно ни принадлежало.
* * *
Катрин настороженно следила за тем, как один из «птеродактилей» удаляется в направлении Земли, унося на своем борту ее напарника.