– Вот за это как раз и не беспокойтесь. Все уже готово. И мясо, и закуска, и обслуживающий персонал, самый проверенный и самый надежный. Ждут только команды.
– А как же утвержденная программа пребывания?
– Я вижу, мы зря теряем время, – Тополевский потянулся к телефонной трубке, давая понять, что разговор закончен.
– Будь, что будет, – обреченно согласился особист.
Через час Октябрьский руководил двумя десятками солдат, которые утаптывали снежную поляну на опушке леса, заготавливали дрова, расставляли столы, скамейки и мангалы. Один из солдат трудился над изготовлением табличек «М» и «Ж». Они получились на редкость добротными и эстетичными. Служивый даже залюбовался своей работой, но его радость не разделил возмущенный прапорщик Буравин.
– Заболотный, что ты там намалевал? Подивитесь, люди добрые!
– Все, как велел старший лейтенант Октябрьский, – не понял упрека воин. – Одна для господ, другая – для мадам.
– Никак гости по-нашему читать научились? Они, дурья твоя башка, ни «мэ», ни «жо» по-русски не разумеют.
– Так и я по-французски не силен, – нахмурился боец.
– Не возражать! Изобрази мужика да бабу. Да шоб мигом!
Пока художник трудился над очередным шедевром, Буравин гонял и распекал других солдат, а потом в полном изнеможении уселся на пенек и закурил. После первой же затяжки к нему подбежал торжествующий Заболотный и протянул новые таблички:
– Товарищ прапорщик, как вам эти?
Буравин смотрел, насупив брови. Лицо его медленно багровело.
– Заболотный, ты шо, издеваешься? Это что за порнография? – обратился он за поддержкой к сержанту. – Скажи, Мальцов!
– Вроде, ничего, – улыбнулся тот.
На табличках были изображены силуэты мушкетера и дамы, в бальном платье и озорной шляпке.
– Тоже мне Айвазовский! Ты что думаешь, я в искусстве полный ноль? Я тоже иногда в школе учился, – надул щеки прапорщик. – Скажи, куда, по-твоему, их можно присобачить?
– На сортир, – с достоинством ответил солдат.
– То-то. А я прошу таблички для уборной. Там люди сц…
– Знаю я, что они там делают, – не дал ему договорить парень. – Сейчас исправлю. А Айвазовский, к слову, был моренистом.
– Не умничай, Заболотный, а то до отбоя буду прививать тебе любовь к строевой подготовке! – взорвался прапорщик.
Вскоре боец принес таблички треугольниками вверх и вниз.
– Ну, вот, умеешь ведь, когда хочешь! – обрадовался Буравин. – Скромно и со вкусом. Можешь колотить.
– А куда?
– Бестолочь, ядрена вошь! Куда в лесу прибить можно?
– На деревья? Так ведь гости могут и не понять.
– Нужда припрет, осилят. Они, что же, по-твоему, не люди?