– Благодарю! – через плечо торопливо бросил Давид.
Шагая в сгущающейся темноте по аллее, все дальше уходя от сторожки, он чувствовал, что единственный глаз ночного стража упорно буравит его спину.
Деревья парка слева и справа проступали черными силуэтами на фоне сумеречного, темнеющего с каждой минутой неба. Музыка, доносившаяся издалека, становилась слышнее.
Блиставший огнями – сразу всей громадой выплыв из-за деревьев – замок герцогини приближался. Оттуда уже доносился целый хор инструментов – оркестр играл Оффенбаха.
Надев маску, Давид обогнул один из флигелей дома и, почти сразу оглушенный оркестром, увидел множество наряженных людей. Переборов последние крохи нерешительности, Давид смешался с гостями. В ожидании ночных увеселений мужчины и женщины, все – в масках, перетекали по аллеям парка, освещенного лампионами и цветными фонариками, разговаривая и смеясь, сверкая шелком и драгоценностями.
На широкой эстраде, сложенной из стеклянных плит, под которыми горели цветные огни, вальсировали пары.
Вдруг оркестр смолк, и лишь только последний аккорд вальса растаял в прохладной свежести наступившей ночи, как в возникшей тишине пошел шепот: «Герцогиня! Герцогиня!»
По широкой дороге, ведущей от дома, четверо слуг в ливреях торжественно несли носилки. На них, в большом кресле, похожем на трон, восседала женщина с золотыми, высоко стянутыми на затылке, на греческий манер, волосами, в сверкающем, словно осыпанном алмазной пылью, глубоко декольтированном платье; лицо ее было свободно от маски, на голых плечах, похожий на глыбу льда, лежал белый мех, отливая в сиянии иллюминации лимонно-серебристым светом. Процессия приближалась к сцене… Проплывая над головами приглашенных, по-королевски величавая, хозяйка радушно улыбалась всем, кто стоял вдоль дорожки, изредка поднимая, грациозно приветствуя того или иного гостя, холеную руку.
Позади носилок шел светловолосый человек в черной маске, укутанный в черный плащ, доходивший ему почти до пят.
Четыре гиганта опустили носилки у самой сцены. Женщина, поддерживая платье, встала и, обернувшись ко всем, указала рукой на человека в плаще.
– Это мой пленник, господа! – громко сказала она. – Пленник, друг и гость. И ему одному, в знак моего особого расположения и особой любви, я разрешаю снять маску!
Тот, кого назвали пленником, другом и гостем, легко сорвал маску с лица, оказавшись привлекательным светлоглазым юношей. «Пленник» развязал на шее шнур и, рывком сбросив плащ, остался в одном черном трико, обтягивающем его сухощавую атлетическую фигуру.