Просьба старика и встревожила его, и озадачила. Но ветер с океана понемногу выдувал неприятный осадок, оставшийся в душе от разговора с учителем, а общество Леи так просто вдохновляло. Разве что разговор совсем перестал клеиться после того, как они разделились: Давид с Леей – и отдельно Пуль. И чем дальше они шагали по набережной Пальма-Амы, тем все явственнее трое молодых людей чувствовали неловкость. Лея не отпускала Давида, потому что боялась обидеть его, ведь это он привлек ее к себе. Но и Пуль сторонился их, словно за эти минуты стал для них лишним. Тепло от руки девушки все сильнее прокрадывалось через рукав пальто Давида. И еще – тонкий аромат ее духов. Близость Леи была так приятна ему! Давид всегда смотрел на нее как на ребенка – она и была ребенком: Лее еще не исполнилось и четырнадцати, но уже появлялось в ней что-то иное, важное, притягательное…
Увидев цветочный магазин, глаза Леи загорелись.
– Фиалки! – она вырвалась вперед на несколько шагов, обернулась к ним: – Так хочется прижать к сердцу летний цветок! Он бы согрел меня лучше любого шампанского!
– Один момент, – очень быстро ожил Карл Пуливер. – Я мигом, Лея!
И он, в два шага оказавшись у парадного, скрылся в дверях павильона. Давид достал из портсигара папиросу, закурил. Лея, потянув воздух носом, сморщилась и поспешно замахала рукой:
– Фу, какая гадость, господин Гедеон. Как вы это курите?
Молодой человек пожал плечами:
– Привычка, сударыня.
Они замолчали. Лея рассматривала носок кожаного сапожка, вертя его на каблучке. Давид затягивался глубоко и торопливо, словно решил истребить свою папиросу как можно скорее. Было в их молчании что-то особенное, никогда не возникавшее между ними раньше. Из дверей павильона выскочил Пуль, в руке он держал завернутый в фольгу букет.
– Ой, они фиолетовые, – спохватившись, вздохнула Лея, когда Пуль протянул ей цветы.
– Конечно, – сказал он. – А ты любишь какие?
Лея смущенно пожала плечами:
– Я люблю белые. Там есть белые, Карл?
– Кажется, есть. – Он пожал плечами. – Но я думал, фиалка должна быть фиалкой? Нежным лиловым цветком? Впрочем, сударыня, уважая ваш вкус, сделаю еще одну попытку!
Пуль вновь поднялся по ступеням, на этот раз не с такой прытью, и скрылся в дверях цветочного павильона.
– А ведь он прав, фиалка должна быть нежным лиловым цветком, – виновато улыбнулась Лея. – Правда?
Она подняла глаза на Давида – лучистые и грустные.
«Это важное и притягательное, что происходит с ней, оно уже рядом, – думал он, глядя на Лею, – только протяни руку!..»
Девушка сама взяла его за руку, но это уже было другое тепло – не от локтя через пальто. Это была близость.