– Какой леший тебя загнал сюда?! – спросила подошедшая к покосникам Акулина.
– Голод! – коротко ответил гость. Он внимательно посмотрел на женщину и пояснил: – Брательник в этих местах давно окопался. Торговлю держал. Вот он и посоветовал сюда перебраться.
Мы на родине с голоду пухли: три года подряд в нашей местности был неурожай – все выгорало. – Ефим замолчал, пыхнул дымком и закончил: – С Ишима мы. Слыхали, поди, про ишимские степи.
– Как не слыхать! Слыхали… – ответил Афанасий.
День был жаркий. Нещадно палило полуденное солнце. Ветерок стих. Сморенная жаром, никла под солнцем трава. Только беспокойные стрекозы неутомимо расчерчивали застоявшийся воздух. Зыбкое марево укрыло все окружавшее пространство. Все смешалось, все перепуталось. Зеркальная гладь озера приподнялась над землей да так и застыла в неверных струях зыбкого марева черной расплывчатой полосой. Дремали в жарких солнечных лучах говорливые осины, укачанные бегущими волнами разогретого воздуха.
– Ну и пекеть! – Афанасий вытер потное лицо подолом рубахи. – Обед готов, стряпуха? – спросил он, поворачиваясь к Акулине.
– Закипала затируха, – ответила Щетинина. – Федька у костра приглядыват.
– Тогда пошли на стан, – проговорил Афанасий, поднимаясь с земли. – Пойдем, Ефим, с нами! – пригласил бригадир гостя. – Угощать, правда, особливо нечем, но что Бог послал. И в тени передохнешь!
Покосники гуськом, раздвигая высокую траву руками, пошли к балаганам.
Ефим присел под старой осиной, привалившись спиной к толстому стволу, покрытому загрубевшей корой. Он с интересом оглядывал стан. Ему все больше и больше нравились люди, разумное оборудование стана. Все было прибрано, все лежало на своем месте.
Бригада расселась за длинный стол, на конце которого стояли два закопченных ведра.
Афанасий поискал глазами гостя и, увидев его под деревом, снова пригласил:
– А ты че, паря, садись! Поедим, чем Бог порадовал!
– Спасибо! – отказался Ефим.
Около ведер с чашкой в руках стоял мальчишка и судорожно глотал слюну. На худеньком бледном лице горели голодные глаза.
У Ефима дрогнуло сердце.
«Исхудал-то как, даже загар не пристает», – с жалостью подумал он, сравнивая своих сорванцов, обветренных и загорелых до черноты.
Акулина глянула на сына и зло прикрикнула:
– Че стоишь! Дай сначала работников накормить!
У Федьки на глаза навернулись слезы. Он отошел от стола и дрогнувшим от обиды голосом пригрозил матери:
– Погоди, вот приедет тятя, я все ему расскажу!
Акулина огорченно вздохнула:
– Тятька, тятька… Где наш тятька!
– Ты, Акулина, того, корми мальчишку. Он свое отработат; скоро копны возить надо. Верно, Федька? – с наигранной бодростью проговорил Жучков.