– Да, да, невелика, – быстро согласился Трушницкий.
– А он должен был согласовать этот вопрос с новой властью? Как думаете?
– Должен.
– Он никогда не говорил вам, что надо попросить новую власть назначить немецкого директора вашего хора?
– Нет.
– Вот и получается, что он хотел стать над новой властью, этот Лебедь? Разве нет?
– Я не знаю… Мне кажется…
– Нет, погодите, – мягко перебил его Чучкевич, – как же так – «не знаю»? Такой ответ может показаться неискренним господину Дицу. Вы все прекрасно знаете, Трушницкий. Эмпиреи эмпиреями, но ведь хлеб вы едите земной, а не небесный. Мы ведь существуем только потому, что в мире есть великий фюрер Адольф Гитлер и его нация. А если Лебедь всё брал на себя? Если он всё хотел решать сам? Тогда как? Он ведь всё хотел решать сам – так?
– Он самостоятельный, – согласился Трушницкий, почувствовав, как в нем рождается особое, испуганное подобострастие и желание во всем следовать за Чучкевичем. – Это вы верно отметили: он действительно очень самостоятельный человек.
– А может, заносчивый? – подсказал Чучкевич. – Может быть, точнее сказать – заносчивый?
– Вообще-то это есть в нем. Но по поводу новой власти…
– Что по поводу новой власти? Он хоть раз приветствовал вас так, как все честные люди новой Европы приветствуют друг друга? Он хоть раз, встретив вас, сказал «хайль Гитлер»?
– Говорил… Зачем же клеветать… Это он всегда говорил…
– Но чаще он, видно, говорил «хай живе фюрер Степан Бандера», разве нет?
– Это так, это истинно, он, конечно, тоже говорил «хай живе наш фюрер Степан Бандера»!
– Вот и ответьте мне теперь, – поняв до конца Трушницкого, повторил Чучкевич, – старался Лебедь поставить себя над новой властью? По-моему, ответ может быть только одним – утвердительным. Старался?
– Не то чтоб старался, но вообще это в нем есть… Это отрицать трудно, – ответил Трушницкий, сглотнув тяжелый комок, застрявший в горле. – Я только теперь начинаю понимать, – добавил он, силясь улыбнуться, – сразу-то разве все поймешь? Это вы совершенно правильно заметили: я живу миром музыки, а она отделяет человека от земной суеты, она…
– Погодите, – осторожно прервал его Чучкевич. – Погодите, мой дорогой. Если мы с вами сошлись на том, что вы знали о желании Лебедя стать над новой властью, то должен родиться следующий вопрос: «Кому это выгодно?» Это не может быть выгодно украинцам: они погибнут без новой, немецкой, культурной власти, сгниют заживо, в помоях утонут. Кому же в таком случае выгодно стать над властью?
– Кому? – Доверчиво, моля глазами о помощи, Трушницкий повторил вопрос Чучкевича.