– Приказывают умирать. Нет еще таких приказов – жить, сдаваясь врагу. Не научились писать.
– А если вы получите такой приказ?
– От кого? От этого неврастеника? Он тянет всех нас за собой в могилу.
– А если приказ придет от Кейтеля?
– У него вместо головы задница. Он секретарь, а не военный.
– Ну хорошо… Ваш главнокомандующий в Италии…
– Кессельринг?
– Да.
– Он такого приказа не издаст.
– Почему?
– Он воспитывался в штабе у Геринга. А тот, кто работает под началом какого-нибудь вождя, обязательно теряет инициативу. И ловкость приобретает, и аналитиком становится, но теряет способность принимать самостоятельные решения. Прежде чем решиться на такой шаг, он обязательно полетит к борову.
– К кому?
– К борову, – повторил генерал упрямо. – К Герингу.
– Вы убеждены, что Кессельринга нельзя уговорить пойти на такой шаг без санкции Геринга?
– Если б не был убежден – не говорил бы.
– Вы не верите в перспективу?
– Я верю в перспективу. В перспективу скорой гибели. Всех нас, скопом… Это не страшно, поверьте, когда все вместе. И гибель наша окажется такой сокрушительной, что память о ней будет ранить сердца многих поколений несчастных немцев…
На пограничной станции Штирлиц вышел из вагона. Генерал, проходя мимо него, опустил глаза и вскинул руку в партийном приветствии.
– Хайль Гитлер! – сказал он громко.
– Хайль Гитлер, – ответил Штирлиц. – Желаю вам счастливо разбить своих врагов.
Генерал посмотрел на Штирлица испуганно: видимо, он вчера был сильно пьян.
– Спасибо, – ответил он так же громко, вероятно рассчитывая, что его слышит проводник. – Мы им сломим голову.
– Я не сомневаюсь, – ответил Штирлиц и медленно пошел по перрону.
В двух вагонах остался один только профессор-швед, ехавший за границу, в тишину и спокойствие свободной нейтральной Швейцарии. Штирлиц прогуливался по перрону до тех пор, пока не кончилась пограничная и таможенная проверка. А потом поезд медленно тронулся, и Штирлиц проводил долгим взглядом шведского профессора, прилепившегося к окну…
Этим шведом был профессор Плейшнер. Он ехал в Берн с зашифрованным донесением для Москвы: о проделанной работе, о задании Шелленберга, о контакте с Борманом и о провале Кэт. В этом донесении Штирлиц просил прислать связь и оговаривал, когда, где и как он на эту связь сможет выйти. Штирлиц попросил также Плейшнера выучить наизусть дублирующую телеграмму в Стокгольм. Текст был безобиден, но люди, которым это сообщение было адресовано, должны были немедленно передать его в Москву, в Центр. Получив текст, в Центре могли прочесть:
«Гиммлер через Вольфа начал в Берне переговоры с Даллесом.