— Присядьте, пожалуйста, — предложил заискивающе заместитель начальника.
Я молча оккупировал скамью, на которой прежде восседали три «присяжных заседателя», и, развалившись на ней, всем своим видом постарался дать понять парню, кто здесь хозяин положения.
Впрочем, он и так это прекрасно знал. Оттого и выглядел таким робким и застенчивым.
— Знаете, мы вынуждены завести против вас дело по организации беспорядков в зоне и за соучастие в побеге…
— Мы — это кто?
— У меня такое задание от майора Мунтяна.
— Как вас звать? — спросил я, тоном подчеркивая доверительность.
— Антон… Антон Иванович.
— Давайте начистоту, Антон Иванович, вам хочется заниматься этим гнилым делом?
— Нет, но майор Мунтян…
— Что ты заладил: майор Мунтян, майор Мунтян… Он тебе что, отец родной? — Внезапный переход на «ты» иногда помогает сбить с заранее принятой роли.
— Он мой непосредственный начальник!
— Сам бы мною и занимался, а не подставлял младшеньких… Ты ведь знаешь — я человек буйный, неуравновешенный, могу откусить ногу…
Своевременное напоминание об угрозе, которую может таить разговор, привело парня в шоковое состояние. Минут пять он не мог вымолвить ни слова. Только таращил на меня, как на икону, невинные зеленые глазища и судорожно хватал спертый воздух широко раскрытым ртом.
— Да не волнуйтесь вы так, Антон Иванович, — решаю «дожать» молокососа. — Ничего страшного они вам не сделают, ну максимум понизят в должности или снимут звездочку с погон… А вот я…
— За что? Я ведь пока ничего не сделал! — в своей нерешительной манере промямлил замначальника оперчасти.
— А кто пытается пришить мне сразу две статьи?
— Я не сам… Я…
— Этот поганец Мунтян тебе прикажет топиться, и ты пойдешь?
— Нет, конечно…
— Тебе фуфло явное подсовывают, а ты и рад стараться… Посуди сам (я вспомнил Мисютина и применил его коронное выражение), повесить на меня побег ни ты, ни кто другой на свете не сможет. Да и как повесить, если я не виноват? Дрыхну, понимаешь ли, как младенец, а этот жлоб по вашему недосмотру вместо меня на волю выруливает, — и я еще крайним должен оставаться? Где такое видано?
Антон Иванович, соглашаясь, кивает.
Но я делаю вид, что вхожу в раж и уже не могу остановиться:
— А с вторым обвинением, с «организацией беспорядков», вы вообще порете чушь несусветную!
— Это почему же? Прапорщику Овчинову вы сломали руку, Мунтяну — изувечили ногу. Ему черт-те сколько швов наложить пришлось, какие-то сосуды вы перегрызли… Оба уже подали рапорты о неспровоцированном нападении на них. Вот я и должен разобраться…
— И, как всегда, останешься крайним. Нога у Мунтяна где повреждена?