– Боюсь загадывать, – уходя от прямого ответа, грустно произнес Никишин, ловко давая понять, что как в него ни верят, как на него ни надеются, а против природы не попрешь. Иногда вытащить пациента из ямы просто невозможно, поскольку медики не чудотворцы.
– Значит, плох? – заключил баритон. – Так я и думал. Не берег себя Георгий Леонтьевич, не берег, о здоровье совершенно не думал. Вот так все мы, суетимся, цепляемся за ерунду, гонимся за призраками, а потом приходит срок, и… Большая будет потеря!
Валерий Николаевич дипломатично промолчал, понимая: отвечать не нужно, этого от него сейчас просто не требуется. Достаточно слушать.
– Но ты старайся! – резко изменив тон, велел невидимый собеседник, и врач отчеканил:
– Сделаем все возможное.
– Да, ты уж, голубчик, сделай, – смягчился баритон и неожиданно спросил: – Небось засиделся уже в майорах?
– Есть маленько, – подобострастно ответил Никишин.
– Ничего, у нас всегда ценили хороших специалистов!
В трубке запикали короткие гудки, и врач положил ее.
Нет, это не разъединили на линии – просто у звонившего ему человека такие привычки: он никогда не здоровался и не прощался, считая это излишней честью для тех, кто стоял на служебной лестнице ниже его, и резко прекращал разговор, сказав все, что хотел. А тот, с кем он говорил, был обязан безошибочно понять все намеки и недомолвки и выполнить не высказанные до конца пожелания, как самый строгий приказ. Никишина как раз за это и ценили – он умел понимать и старался выполнить.
Не оставив времени перекурить и поразмыслить после разговора с высоким руководством, затрещал аппарат внутренней связи, и Валерий Николаевич подумал: наверное, звонят сообщить о поступлении нового больного – того самого подполковника Серова. Снимая трубку, он выглянул во двор – от стеклянных дверей приемного покоя медленно отъезжала «скорая»…
Спустившись вниз, Валерий Николаевич прошел застекленным коридором-переходом и очутился в приемном отделении. Да, он верно предположил, что привезли пострадавшего при взрыве подполковника – на топчане лежал серо-зеленый бронежилет, а на нем изрядно помятая каска, видимо, принявшая на себя удар либо балки, либо глыбы спрессованного цементом кирпича. Рядом, сваленная в кучу, валялась грязная одежда со следами крови – рубашка, брюки, еще что-то. Кровь – это уже хуже! В любом случае, раненый попадет к нему в отделение, и не только потому, что этого хотел человек с начальственным баритоном.
– Где больной? – спросил Никишин у сестры.
– Повезли на рентген, – ответила она. – Сейчас позвонят оттуда. Возьмете его к себе?