– Вы, солдатики, городские, аль деревенские будете? – неожиданно спросил хозяин, когда мир начал приобретать обычные цвета.
– Городские, – быстро ответил Каранелли, сам не зная почему.
– Понятно, все, значит, больше на транвае ездите. С лошадью не справитесь.
– Почему же, – улыбнулся француз, – с шашкой справились и с лошадью справимся. А где их взять, дед Василий?
– Ясное дело где – на колхозной конюшне.
– Понятно, что на конюшне, а кто нам даст-то их?
– Я и дам. Окромя меня ноне ни одного мужика в колхозе не осталось – всех мобилизовали. Только бабы да дети. Так что я и за председателя, и за конюха. Айда за мной.
Вместе с гостями дед вышел на улицу и твердыми шагами направился к длинному сараю в конце деревни. По дороге он изредка останавливался у заборов, перебрасывался несколькими словами с копающимися в огородах женщинами и шел дальше.
– А кто такой председатель? – тихонько спросил Данилов у Луи.
– Точно не знаю, но что-то вроде местного предводителя дворянства.
Посмотрев, как уверенно седлают лошадей его гости, дед Василий сказал:
– Забирайте-ка вы, ребятки, их себе. Нам все равно со всеми не справиться. Напишите мне расписку, что рек… – старик запнулся, но со второй попытки выговорил, – реквизированы лошади для нужд армии.
– Напишем, конечно, напишем.
– Лучше уж вы, чем фашисты себе отберут.
Данилов промолчал, считая, что не нужно ввязываться в разговор. Француз отлично справляется, просто на удивление. У него даже говор изменился, а уж слов и понятий современных он знает намного больше Николая. Забавно, но Луи сейчас был более русским, чем Данилов.
Все трое вернулись домой к деду верхом. Хозяин собрал немного еды в узелок, рассказал, как лучше проехать на Гусино к мосту через Днепр. Расписку Каранелли написал под его диктовку, которая так и осталась лежать на столе.
– Подарил бы я тебе, Лева, шашку! Хорошая у тебя рука. Да привык к ней, к родной. Почти всю жизнь она при мне, – сказал напоследок дед Василий.
– Понимаю, все понимаю, – улыбнулся в ответ Каранелли.
V
До большой деревни Сырокоренье, вдоль речки Лосвинки, от Смилово шла дорога. В том месте, где Лосвинка сливалась с Дубравой, а потом почти сразу впадала в Днепр, стояло, без малого, две сотни дворов. Алексеевка располагалась на другом берегу, совсем рядом, но, чтобы туда попасть, приходилось ехать в объезд, к единственному на всю округу мосту.
Гудериан внимательно рассматривал карту. Вчерашний день оставил у него двоякое впечатление. С одной стороны, стремительный прорыв с юго-запада от Днепра с захватом поселка Красный не мог не порадовать. Корпус Лемельзена смял единственную советскую дивизию, прикрывающую ключевой поселок. От Красного шло две основных дороги: одна на восток, – старый большак, по которому еще Наполеон шел на Смоленск; другая строго на север к Днепру, к расположенному сразу за ним поселку Гусино с железнодорожной станцией и проходящей рядом автомагистралью Москва – Минск.