Мы с Николаем медленно обошли установку вокруг, заглядывая во все углы, но никого, в том числе и трупа стрелявшего в профессора человека, не нашли. Зато в дальнем углу лаборатории обнаружили небольшую дверь, почти сливавшуюся со стеной, но соваться сразу в нее благоразумно не стали.
Берест принялся тщательно изучать пол напротив входа, видимо, пытаясь отыскать следы крови, которые, естественно, должны были присутствовать, учитывая точное попадание комиссара. О том, что на стрелке мог быть надет «броник», я тогда не подумал. Пока Николай занимался своими изысканиями, я вернулся в коридор и обнаружил Вольского, возившегося у раскрытого щита силовой установки.
– Что это вы задумали, Антон Аркадьевич? – вкрадчиво поинтересовался я, засовывая пистолет сзади за ремень.
Профессор подпрыгнул от неожиданности, оглянулся и облегченно шумно вздохнул:
– Ох, и напугали же вы меня, Дмитрий Алексеевич! Я тут пытаюсь найти главный кабель, питающий камеру Жизни, и отключить его, но плохо разбираюсь в электрических схемах. Вы мне не поможете?
– По-моему, мы договорились уничтожить установку, а не обесточивать ее? – напомнил я и, увидев на его лице замешательство, добавил: – Отойдите-ка от щита подальше, Антон Аркадьевич.
– Что вы собираетесь делать? – забеспокоился Вольский, видя, что я снова достаю пистолет.
– Привожу решение в исполнение, господин Франкенштейн, – сказал я, тщательно прицелился и четырьмя выстрелами разнес пластиковые панели силовых пускателей вдребезги.
Я не ошибся: минимум две пули, пробив изоляцию, замкнули многожильные кабели питания, сверкнула вспышка разряда короткого замыкания, из ниши повалил едкий дым, а следом раздался громкий хлопок и треск в лаборатории. Я подскочил к двери и увидел, как в замедленной съемке, летящие во все стороны длинные дымные стрелы из многогранного шара на вершине камеры Жизни, а еще комиссара, оглядывающегося на установку, и смутный женский силуэт в дальнем конце лаборатории с вытянутыми в сторону Береста руками, с которых текли в пространство жутко знакомые змеистые фиолетовые молнии. Я видел, что Николай не успевает отреагировать на это странное и внезапное нападение, я чувствовал и на себе леденящее дыхание смертельной опасности, но это предназначалось, к счастью, не мне, а комиссару, уже застывшему в нелепой позе с полуподнятыми руками, груди которого успела достичь одна из фиолетовых «змей». И тогда я сделал единственное, что еще мог: перевел «зубра» на автоматический огонь и, ухватившись за рукоять обеими руками, нажал на спуск, целясь в то страшное существо у дальней стены и не думая, чем все это может кончиться…