– Головешка, что там вообще на небесах говорят – по всей видимости, тебе обо всех изменениях на них докладывают – Сейлу не сняли? – с изрядной долей ехидцы поинтересовалась у него Рейчел. – В связи с несоответствием? А если даже так – надеюсь, Гарсию вместо нее не поставили? Чувствую я, та всех вылечит!
Сейла – богиня врачевания. У Гарсии же, на мой взгляд, весьма незавидная участь: она покровительница жриц любви, любительниц менять мужчин как перчатки и просто неверных жен. Потому интерес и ехидство Рейчел были понятны.
Головешка, вместо того чтобы продолжать грести, начал вертеть головой по сторонам, глядя то на одного из нас, то на другого.
– Сколько, говоришь, Калахиру чаек в жертву принес? – поинтересовался Гаспар.
– Восемнадцать. Больше поймать не смог.
– Ну все, теперь о пиратском промысле можешь забыть. Прямая дорога тебе в гончары: Калахир тебя уже ни за что не отпустит, – с самым серьезным видом заявил тот.
– Лео?! – Голос Головешки был полон отчаяния.
– Успокойся, – сказал я, сделав соответствующий жест рукой. – Восемнадцать чаек – это серьезно. Если разделить поровну, каждому богу получается по две штуки. Солидная жертва. К тому же действенная: ни одной акулы вокруг!
Рейчел, сдерживая смех, уткнулась лицом в ладони. Сам Головешка как будто бы успокоился и начал загребать веслом с удвоенной силой.
Чем-чем, но быстроходностью наша посудина не отличалась. Если разобраться, она вообще ничем не отличалась: ни мореходностью, ни остойчивостью, ни комфортом.
И еще у нее был постоянный крен на правый борт. Чтобы его убрать, как мы только ни пересаживались… но не помогало ничто. Наконец Гаспар заявил, что нам помогут лишь две вещи. Либо выкинуть Головешку за борт, чтобы он плыл рядом с бортом, держась за него, либо принять все как есть. Сошлись мы на втором варианте, ибо только Тед каким-то там по счету чувством способен определить, что поблизости находятся руины Прежних. А все мы, как бы там ни было, продолжали оставаться охотниками за их сокровищами.
Акул по-прежнему вокруг не было видно, Головешка все больше убеждался в мысли, что его ночная жертва была не напрасной, а сам я продолжал пристально смотреть вперед. Туда, где с вершины утеса крохотного островка, который Гаспар предлагал назвать Временным Пристанищем Отважного Корсара Теодора Модестайна, мне показалось темное пятнышко на самом краю горизонта. И потому поначалу не обратил внимания, как беспокойно завертелся в лодке сам Теодор. Вернее, обратил, но почему-то посчитал, что тот обнаружил где-то поблизости треугольный плавник акулы, и я даже пододвинул к себе поближе колотушку, чтобы лихорадочно не искать ее, когда та вдруг внезапно понадобится. Потом Тед зачем-то взглянул в глубь моря. Краем глаза я видел, как тот вздрогнул всем телом и вцепился обеими руками в борт. Его действия не остались незамеченными ни для кого.