– Отправимся, – кивнул я. – Прямо сейчас. В сию же секунду. А пока слушайте все! Клянусь, как только мы попадем в Виргус, так сразу же я куплю Рейчел серебряный сервиз на пятьдесят, нет, даже на семьдесят персон!
Злорадно при этом подумав: замучается она выставлять в нашем новом доме на полках возле камина все эти плошки-супницы-графины и прочие салатницы!
Течение в проливе, разделявшем остров на две примерно равные части, было бурным. И потому, чтобы остаться на ногах, когда «Принцесса Рашель» внезапно рыскала в сторону, поневоле приходилось хвататься за что-нибудь первое попавшееся под руку.
Я стоял, приобняв богиню Элекию за талию, и внимательно смотрел вперед в надежде вовремя увидеть буруны со скрывающимися под ними рифами. А заодно пытался обнаружить на высоких берегах пролива подозрительное движение. Хванг рассказывал об этом острове много нехорошего. И называл-то он его не иначе как Поганым. А всё потому, что его обитатели – те еще звери. Вечно между собой воюют, причем по-настоящему, с многочисленными жертвами.
Хванг одарил меня на прощанье печальным взглядом. Который нельзя было истолковать иначе, как: «Что же вы экелитами мелегов-то одарили?! Мы же так хорошо к вам относились! Все лучшее, как дорогим гостям!»
И взгляд Хванга был настолько печален, что рука у меня невольно потянулась к поясу, где в особом кармашке хранились элекиты.
Кстати, пояс был новеньким, и подарил мне его не кто иной, как сам Хванг. Замечательный пояс, ничуть не уступавший моему прежнему, а то еще и лучше. Хотя бы потому, что изготовлен он был из кожи молодого гуаваки. Зверя настолько редкого, что никто из нашей компании о нем даже не слышал. Сам гуавака представлял собой полосатого, как зебра, ягуара с перепончатыми, как у летучей мыши, крыльями. Правда, пользуется он ими неважно, лишь для того чтобы спланировать с одного дерева на другое. Хванг рассказывал, что в легендарные времена летать тот умел превосходно, но со временем этой его навык выродился.
– Когда-то, – говорил он, – гуавака был совсем другим по характеру и к людям относился с дружелюбием. Не было более доброго по отношению к ним зверя. Но текли годы, гуавака летал все хуже, а к человеку становился все нетерпимее. Пока наконец не стал таким, какой он есть ныне – коварным и злым. Благо что он старается держаться от людей как можно дальше. Но находятся иногда и такие, что переступают грань. И тогда – берегись!
Поберечься того стоило! Попробуй обнаружь его высоко над тобой в густой кроне дерева перед тем, как он обрушится тебе на спину и начнет рвать шею клыками. А они у гуаваки такие, что даже Барри на зависть.