Полковник ехал из Москвы на собственной «Волге», собираясь утереть нос родной своей деревне Камчатке. В машине полковника, у заднего окошечка, лежал новенький атлас автомобильных дорог, изданный в Москве год назад. Там была четко показана шоссейная дорога от Рыбинска к Пошехонью, а от Пошехонья прямехонько на Череповец — мимо родных полковнику лесов, полей и оврагов, мимо славной деревни Камчатки.
С этим атласом, как с уличающим документом, полковник явился в Пошехонский райисполком:
— Скажите мне, дорогие товарищи, куда вы девали шоссе от Пошехонья на Череповец? Объездил все окрестности и нигде не обнаружил. Съели вы его, что ли, это шоссе?
Полковник хлопал по столу автомобильным атласом. Райисполкомовцы козыряли своими районными картами. Там шоссейной дороги на Череповец никогда не бывало. Меж родных полей и лесов лукаво виляла ненадежная просёлочная, перерезанная родными оврагами.
— Откуда же тогда в атласе бетонка? — не сдавался полковник.
— Было решение построить.
— Обещанного три года ждут?
— Э-э, куда дольше…
— Как же вы сами по району ездите?
— Когда летаем, — отвечали райисполкомовцы, — а когда и морем плывем. Имеем регулярные морские рейсы.
Дальше притча о полковнике раздваивалась — то ли он повернул вспять, то ли поплыл морем. В обоих вариантах он оставался пошехонцем, не сумевшим утереть нос деревенским землякам. Впрочем, может, как раз пошехонства ему и не хватило, а то подвязал бы свою «Волгу» на тросах к вертолету…
Задрав голову, Холмин смотрел на подлетающий вертолет. Всё происходило вполне логично. Бетонки на Череповец ещё не построили, а покамест туда тянули от Рыбинска высоковольтную линию. Тянули, почти не касаясь земли, потому что и бетонные плиты, и стальные опоры, и катушки кабеля оказалось проще подбрасывать вертолетами. А понадобилось — подбрасывают и МАЗ, если он сам подъехать не может, не надеется одолеть размытый дождями проселок.
Вертолет протарахтел над фелюгой. Грузный МАЗ, оцепенев всеми колесами, висел в синем небе — сомлевший, как корова, которую всё-таки загнали на крышу.
«И встарь и ныне торжествует творческое решение проблемы, — подумал Холмин. — Практическое использование возможностей воображения. Выход за пределы логики».
Ему было покойно сидеть одному на корме, укрывшись за рулевой будкой от морского ветра, на вкус заметно недосоленого. Холмин не хотел обременять Сашу своим постоянным сопутствием, сознавая, что не в прямом общении ему понятнее становится мальчик, а через других — каков он с ними. Почему Саша, например, зная всю игру, всё же проигрывает там, внизу, в козла? Снисходительность или точный выбор между знанием и успехом?