– Мы знаем двух разных Горбовских.
– Странное дело, ведь он говорит то же самое о тебе. Убеждает нас, что мы тебя совсем не знаем, что у тебя есть другая, истинная сторона, скрытая от нас.
Спицына пожала плечами, предоставляя Гордееву право верить в это или не верить. Девушка считала ниже своего достоинства оправдываться.
– Уже неделю я работаю с вами, – начала она смиренными голосом. – Мне безумно приятно получать опыт в такой славной компании. Даже несмотря на вечные придирки и уколы Горбовского. Я даже начала привыкать к нему и ко всему, что идет с ним в комплекте. Наблюдая за его работой, слушая его, я прониклась уважением к нему, но лишь как к ученому.
Гордеев внимательно слушал ее, не перебивая.
– Знаете, как преподаватель Лев Семенович иной. Со студентами он обращается гораздо хуже, чем с коллегами по лаборатории. Та же сухость, та же бесчувственность, но я ощущаю, что он привязан к вам. Вы как одна семья. А он – просто угрюмый и молчаливый ребенок, который в глубине души ценит всех вас. Но не меня. Я – ребенок со стороны, удочеренная девочка, которая никогда не станет для него своей.
– Марина… – устало произнес Гордеев.
– Я хочу узнать, – твердо сказала девушка, – почему вы терпите его отношение к вам? Почему вы просто не поговорите с ним? Он же любит вас. Разве нельзя измениться ради друзей? Быть чуточку теплее, добрее, душевнее? Как вы можете, зная его истинное отношение к вам, ежедневно принимать с его стороны эти лавины презрения, гордости, высокомерия, безразличия?
Гордеев еще несколько мгновений сосредоточенно смотрел Марине в глаза, лицо его все мрачнело, затем он моргнул и опустил взгляд в пол, едва склонив набок голову. Некоторое время он сидел, молча и задумчиво, терзаясь чем-то.
– Горбовский – хороший человек, – с непоколебимой уверенностью в голосе произнес он.
– Я это уже слышала. Факты говорят иначе.
– Марина, – почти злобно сказал Гордеев, и такого тона по отношению к себе Спицына еще не слышала. – Я тебе говорю, что он – прекрасный человек. Я знаю его чуть более семнадцати лет. Принять его характер – дело привычки. Но это возможно, и все давно смирились. Его поведение – проекция того, что случалось с ним в жизни. Бледная тень, едва слышимый отголосок. Поверь мне, он имеет право быть таким, каков он есть, и даже хуже, чем он есть.
– Имеет право? Кто дал ему это право – унижать других людей, морально уничтожать их? – Спицына поняла, что болтает лишнее, но было уже поздно. Слишком долго в ней сидело это невысказанное возмущение.
– Он сам морально уничтожен, Марина. Вот, откуда у него это право.