– О, я понимаю… Теодор… Фьодор Фьодорович… – поморщился Боске, лелея за пазухой козьего тулупчика простреленную руку. – Статистика, это, конечно, очень серьёзно. Но ведь нас как раз для того и прислали, Фьодор Фьодорович. Подвести кое-какой дебет под эту бухгалтерию. Довести работу ваших товарищей, так сказать, до логического завершения…
Беседин внимательно посмотрел на испанца через плечо, снова пощипал бородку и, проворчав под нос невнятно:
– В конце концов партизаны мы или козе барабан… – махнул рукой. – И то правда, кой чёрт смысла в разведке, если потом не воевать. Сведу я вас…
Командир отряда вернулся к столу и кликнул:
– Вестовой!
Ничего не случилось.
– Вестовой! – рявкнул командир так, что смигнул огонёк в керосиновой лампе, бросающей красноватые блики посреди карты.
Фёдор Фёдорович смущенно кашлянул в кулак и позвал негромко:
– Иннокентий, твою в Гитлера!..
– Я, дядь Фёдор! – Из-за брезентового полога объявился «Иннокентий» лет тринадцати, с физиономией, изрядно перепачканной золой.
– Ты что, тетеря, не слышишь, тебя командир зовёт?.. – проворчал Беседин.
– Меня?! – изумился мальчишка, ткнув себя в грудь надгрызенной печёной картофелиной.
– А то кого?
– Вестового какого-то, я его не знаю…
Переглянувшись с майором, который также не сдержал улыбки на смуглом лице, Беседин покачал головой.
– Ну и видишь ты тут его?
– Кого?.. – шмыгнул носом пацан, начиная теряться.
– Вестового…
– Не-а… – затравленно оглянувшись кругом, констатировал Кешка.
– Значит, не дозвался… – вздохнул Беседин. – Ну, тогда кликни мне комиссара, где он там…
Яблоневый сад хозяйства им. Калинина находился достаточно далеко за Шкуровской, километрах в трёх, и в этом году никем толком не убирался. Когда-никогда случалось нашествие жителей соседних сёл, но и те после поголовного отселения особо не рвались приближаться к железнодорожному узлу: себе дороже – посты полицаев на каждом шагу, патрули полевой жандармерии то и дело стрекочут тяжёлыми БМВ и «Цюндапами» по просёлкам…
Звучно, по-лошадиному, хрупнув увядшим с одного бока, но всё ещё солнечно-жёлтым яблоком, Давид Далиев оторвался от щели в дощатой, неконопаченой стене весовой, с сожалением посмотрел на огрызок.
– Пойду, пройдусь так, на всякий пожарный…
– Когда ты их уже нажрёшься? – бросил через плечо Малахов. – Как порося, ей-богу.
– Э-э, слушай… – начал было полемику Давид, но Сергей Хачариди, старший группы, посмотрел на обоих друзей-врагов выразительно-хмуро.
Пожав плечами, осетин вышел на грузовую эстакаду весовой и исчез в полудённом сумраке дождевой мороси, – то дымчато-серой, то пронизанной золотистыми струнами холодного солнца. Раскидистые деревья в этой кисее казались рукастыми призраками…