В дверь кабинки кто-то постучал. Гаврилюк отворил дверцу и увидел перед собой… Алену! Та даже не соизволила взглянуть на лица клиентов. Прошипела, как змея: «Ребята, время! Вас же предупреждали!» – и показала им спину.
– О волке – промолвка, – громко констатировал Нестеренко со свойственным ему сарказмом.
Хозяйка вернулась, чтобы сказать еще какую-то гадость, и остолбенела от удивления:
– Ты?
При таких обстоятельствах Гаврилюк не нашел ничего лучшего, чем ретироваться.
– Ну, хорошо, вы здесь выясняйте отношения, а я пошел… Пан Дмитрий, проведите меня к выходу…
Уже на улице он добавил:
– Этой шлюхе обо мне – ни слова… Мы просто случайные знакомые – и точка!
– Понял. Когда свидимся снова?
– Завтра в восемь вечера под «Биг-Беном», – Виктор протянул товарищу пару новеньких банкнот с портретом Грушевского[178]. – Возьми, рассчитаешься.
– Не надо! У меня есть, – наотрез отказался Нестеренко.
Алена поджидала его около кабинки, в которой наводили порядок сразу две официантки.
– У нас есть пять минут? – без прелюдий приступил к делу Дмитрий.
– Да. Но не больше.
– Тогда рассказывай!
– О чем?
– А разве не о чем? Как погибли родители, как мой брат очутился за решеткой? Ну!
– Поверь, я знаю не больше, чем ты… Среди ночи в дом ворвались менты, забрали Степана, – она достала вышитый платочек и вытерла накатившуюся слезу. – А на следующий день отравились Иван Владимирович и Мария Павловна.
И тут рядом с ними выросли фигуры Богуцкого и Фенюка.
– Что здесь происходит? – сердито бросил мэр, заметив следы влаги в страстных глазах своей любовницы.
Алена подмигнула ему:
– Это брат моего мужа – Дмитрий Иванович. А это – Сергей Тимофеевич – наш городской голова. И его товарищ – Богдан.
– Ты к нам прямо из Чечни? – восторженно слетело с уст Богуцкого. Сам он недолго служил в Афганистане и с тех пор с неподдельным уважением относился ко всем, кто прошел через горячие точки.
– А вы откуда знаете?
– Ну… Елена Максимовна рассказывала.
– Вы так близки?
– Нет, – поспешила с опроверженьем братова супруга.
– Хорошо. Я разберусь… Не дай боже выяснится, что кто-то из вас причастен к этим событиям – убью!
Нестеренко смерил растерявшуюся троицу презрительным взглядом и решительно направился к выходу.
Дмитрий чувствовал, что невестка каким-то образом причастна ко всем бедам его семьи. Подозрения возмущали и выводили из равновесия бывшего спецназовца, чьи нервы и так были основательно расшатаны войной. Когда он, с перекошенным от злости лицом, вылетал на улицу, то чуть ли не сбил с ног Оксану, которая, наклонившись, чесала брюшко собаки. Сема лежал на спине. В его глазах читалось блаженство.