Его линией было действие. Он считал, что все греки были настроены в пользу Германии и что он обязан постоянно мучить их, до тех пор пока военная оккупация страны не будет признана единственным целителным средством. Чтобы достигнуть этого, он был готов инсценировать драматические эпизоды и обманывать собственное правительство. В морских делах, входящих в круг его обязанностей, он был полным невеждой. Он мог пересказывать скандальные сплетни обо всех лицах, связанных с двором, но когда французский адмирал дю Фурне потребовал у него точных сведений о подводных лодках и минных заграждениях, он мог только повторить фантастические бредни своих агентов, которые опровергались при малейшей проверке.
С первых шагов своей официальной деятельности он заставил французского посла созвать всех служащих посольства — формально для того, чтобы он, Рокфей, мог призвать их помочь ему в организации разведки, фактически, чтобы изложить им свою программу подрыва авторитета греческого правительства и установления общего контроля над страной. Уже через шесть недель после его прибытия в Грецию он был вызван на конференцию морских офицеров на Мальте. Там он горячо доказывал, что единственно возможный путь — оккупация страны, что только этим можно спасти армию в Салониках от катастрофы. «С греками можно сделать, что угодно», — таков был рефрен его песни. Когда союзническая эскадра под командой адмирала Дартиже дю Фурне бросила якорь в Пирее, он телеграфировал в Париж:
«Нет оснований беспокоиться о суверенитете Греции, ибо в стране нет никого и ничего, что не подвергалось бы насилию».
Это была больше чем правда: его тайная полиция открыто арестовывала подданных вражеских государств и даже греков, которых он подозревал в симпатиях к врагу. Когда греческое правительство протестовало против самовольных арестов среди высокопоставленных греков, он телеграфировал: «Военная обстановка требует энергичных мер, перед которыми греческая законность должна отступить, тем более, что она и так ежедневно нарушается». Он продолжал настаивать на том, чтобы был произведен десант, доказывая при этом, что наличие союзнического флота на рейде не является достаточной мерой.
Столовая отеля «Гранд Бретань» в Афинах представляла в то время забавное зрелище: там бок о бок сидели герои всех злоключений, происходивших в Греции. За одним столиком сидел Анри Тюро, присланный Брианом, чтобы изливать на греческую прессу потоки субсидий и противостоять агитации в пользу Германии силами французского агентства радиопропаганды; за другим сидел командор де Рокфей, в обращении грубоватый, но предупредительный, занимавший какого-нибудь гостя, которому предстояло быть вписанным в актив; немного поодаль от них сидел барон фон Шенк — лысый, ласковый и тучный; в дальнем конце зала находились члены различных союзнических миссий, не всегда осведомленные о том, что делают исполнители главных ролей, не знающие, например, что непримиримые враги — де Рокфей и фон Шенк — часто встречались наедине в вилле, снятой фон Шенком в окрестности Афин, где они для вида обменивались информацией о составе своих тайных агентур, а фактически плели сеть сумасбродных заговоров, причем каждый был убежден, что обманывает другого. Так, они замышляли организацию сепаратного мира между Францией и Германией; об этом впоследствии поведал адмирал Дартиже дю Фурне. Можно догадаться, что это «интермеццо» зародилось в мозгу ласкового немецкого барона. Оба нанимали одних и тех же агентов, и не таких (как бывает иногда), которые были опорочены или уволены противником, а людей доверенных, оплачиваемых одновременно обеими сторонами, о чем осведомлены были оба шефа. Летом 1916 г. греки арестовали на границе десять человек, действия которых были подозрительны. Арестованные показали значки французской разведки, прикалывавшиеся к отворотам пиджаков. Греческий офицер взял один значок и при более внимательном рассмотрении обнаружил, что на оборотной стороне его была эмблема германской разведки. Арестованных обыскали. Каждый из них имел два паспорта, французский и германский, и в довершение всего у некоторых из задержанных людей в карманах оказались по две докладных записки — одна для де Рокфея, другая для фон Шейка. Это были поучительные документы, они касались одного и того же события, но подробности дела были хитроумно изложены, в каждом варианте — на вкус адресата