– Просто кое-кто из гостей хочет с тобой повидаться.
Он пробирается среди танцующих, то улыбаясь одному, то касаясь руки другого, проходит под аркой в дальний покой, я следую за ним и вижу того, кого меньше всего ожидала, – моего мальчика, Реджинальда, голенастого, как жеребенок, с торчащими из манжет запястьями, в сапогах со сбитыми носами. На лице его застенчивая улыбка.
– Миледи матушка, – говорит он, и я кладу руку на его теплую голову, а потом обнимаю, когда он поднимается.
– Мальчик мой! – радостно восклицаю я. – Ах, Реджинальд!
Я обнимаю его, но чувствую, как напряжены его плечи. Он никогда не обнимает меня, как старшие мальчики, никогда не прижимается ко мне, как его младший брат Джеффри. Этого ребенка научили быть совсем другим, и теперь, когда ему уже пятнадцать, он – юноша, воспитанный в монастыре.
– Миледи матушка, – повторяет он, словно проверяет, что значат эти слова.
– Почему ты не в Оксфорде? – отпускаю я его. – Король знает, что ты здесь? У тебя есть разрешение отлучиться?
– Он выпустился, миледи матушка, – уверяет меня Артур. – Ему больше не надо возвращаться в Оксфорд! Он молодец. Завершил обучение. С триумфом. Он подает большие надежды как ученый.
– Правда? – с сомнением спрашиваю я.
Он смущенно склоняет голову.
– Я лучший латинист своего колледжа, – тихо произносит он. – Говорят, лучший в городе.
– А это – лучший в Англии! – щедро заявляет Артур.
Дверь позади нас открывается, и в комнату долетает музыка, а с ней входят Монтегю и Джеффри с ним. Десятилетний Джеффри бросается к старшему брату, как восторженный ребенок, и Реджинальд его отстраняет, чтобы обнять Монтегю.
– Он три дня участвовал в дебатах о природе Бога, – говорит мне Артур. – Им очень восхищались. Получается так, что наш брат – великий ученый.
Я смеюсь.
– Что ж, я рада, – говорю я. – А что теперь, Реджинальд? Король уже сообщил тебе свою волю? Тебя ждет карьера в церкви? Какое поприще он для тебя выбрал?
Реджинальд смотрит на меня с тревогой.
– Церковь – не мое призвание, – тихо говорит он. – Поэтому я надеюсь, что вы позволите мне, миледи матушка…
– Не твое призвание? – повторяю я. – Ты жил за стенами аббатства с шести лет! Ты почти всю жизнь провел в церкви. Тебя учили как церковника. Почему тебе не принять сан?
– У меня нет призвания, – повторяет он.
Я поворачиваюсь к Монтегю.
– О чем это он? – спрашиваю я. – С каких пор служителей церкви должен призывать Господь? Каждый епископ в стране занял свое место для удобства родни. Очевидно, что ему дали образование для церкви. Артур говорит, что он на хорошем счету. Сам король не мог бы сделать для него больше. Если он примет сан, то может получать доход с одного из наших больших поместий и его, несомненно, сделают епископом. И он может пойти дальше, возможно, даже стать архиепископом.