Надо сказать, что желание Софьи стать поэтом и сделать Клода – автором музыки для песен шло вразрез с теми видами деятельности, которые Ангелы представили в новом совместном сценарии жизни их подопечных. Ведь переписывали они сюжеты их судеб с учетом того, что Клод увезет беременную жену в Австралию, сам станет тренером для молодых спортсменов – ведь он был многократным чемпионом по спортивной гимнастике, спортсмен мирового уровня. А Соне предстояло воспитывать детей. Ведь Ангелы не могли предполагать действий людей с выгоревшими душами – к ним Ангелы не представлены. Они не знали, что Тамара будет так последовательно мстить Соне за гибель сына, в которой виновата она сама. Что начальник охраны Иллариона, скрывая свой «косяк» по службе: он ведь так и не смог обнаружить и доказать, что Павел был в спальне у Наны купит у женщины квартиру и вмешается тем самым в судьбу Софьи и Клода, станет им помогать.
А уж того, что Илларион не то пожалеет Соню, не то захочет использовать ее и Клода в своем легальном бизнесе в Австралии и подобно никто не мог предположить. И просчитать наперед действия темных сил по – прежнему возможным на уровне Ангелов не представлялось возможным. А вопрос стоял остро: надо ли Софье сообщать Гие адрес их нового дома в Турции, когда супруги его купят? Ведь позже тем же вечером Клод заказал на дату через неделю два билета на рейс до Стамбула и дальше – до Анталии. После чего молодожены отправились прогуляться по саду. Он был мокрый насквозь. Полные розы воды, ароматные капли стекали с глициний. Влажный теплый ветерок словно языком облизывал лица. Ночное небо было любимого сониного цвета – сапфирового. Одно плохо – трава в дождевых «жемчугах» тут же промочила ноги и Соня передернула зябко плечами. Клод тут же поднял ее на руки и понес к ротонде, увитой плетьми хмеля. Его шишечки подрагивали и шуршали, когда Клод, целуя жену жадно и грубо, опустил ягодицами на перила беседки, и тут же она обвила его ногами. А уж дальше старая изящная конструкция чуть не развалилась, стеная всеми сочленениями в такт бурного совокупления, расшугавшего всех птиц, устроившихся по традиции на ночлег на пирамидальной крыше. А Клод аж взвыл, как волк в конце этого акта, который случился от голода – ведь за весь день из-за хлопот молодые первый раз остались наедине.
Прости, родная, виновато попросил Клод прощения. Я так истосковался по тебе, что опять мы обошлись без предварительных ласк. Тебе не было больно от внезапности любви.
– Любовь – это всегда больно. А у нас, как ты сам говорил, так и вообще с самого начала «люБоль».