На дне одного из широких выдвижных ящиков Виктор наконец-то нашел рентген. Это, безусловно, был рентген лёгких и раз не его, значит, жены.
Он повертел два чёрных прямоугольных листа в руках, посмотрел их на свет, но всё же не смог определить, опасный ли снимок или нет. Виктор ничего в этом не смыслил, как и в нашедшихся позже анализах на кровь и УЗИ.
Он лишь видел, что опасения есть, так как даты на этих анализах были недавними и разнились буквально одной неделей.
Все направления были датированы весенними датами, датами сегодняшней весны.
На дне последнего выдвижного ящика, встроенного в шкаф-купе, в котором хранилась одежда, он нашёл договор передачи собственности на имя его жены в городе Озёры.
Виктор жадно начал его читать. Три листа мелким шрифтом гласили о том, что Екатерина Шемякина является владельцем огромного дома с приусадебным участком, и передавал ей это право собственности никто иной как Жеребцов Сергей.
Глаза расширились так, будто Виктор увидел привидение.
Договор дарения был оформлен семь лет назад. Виктор схватился за голову руками, потом снова перечитал договор. Третий раз он прочитал его на диване, в гостиной. Стараясь уснуть, он ворочался, положив его под подушку до пяти утра.
А когда уснул, увидел во сне Никитку.
Он бежал ему навстречу и кричал:
– Папа, папа… Бежим скорее домой. Там мама. Она в доме.
Виктор помчался за ребёнком и был поражён большому и светлому дому, окружённому металлическим забором с висящими по бокам камерами. Одна из них направила свою неживую голову на него и поморгала красным огоньком.
– Скорее же, – закричал Никита, – она там, ну же!
Виктор вбежал в дом, пробежал за ребёнком лестничный пролет, ведущий на второй этаж, и увидел спальню. В двуспальной кровати с бельём кремового цвета лежала Ката, его родная Ката – бледная и безмолвная, с чёрными волосами, которые расползлись по подушке своей хозяйки.
– Она умерла, – сказал сын таким тоном, будто его мама пролежала там много времени, а он только сейчас решился об этом сообщить.
20.
– Папа, – дёргал его Никитка, – папа.Рукав оттягивался, ребёнок звал, а ощущение отстраненности не давало Виктору расслышать своего сына.
Он всё ещё спал…
Он лишь кивал и смотрел на маму – такую умную и красивую, неподвижную и стройную, но всё же бездыханную одновременно. Никита дёргал его сильнее и пытался куда-то оттащить. Только когда тот завопил, Виктор посмотрел на него. Он уже не стоял, а сидел полулёжа у него в ногах и дёргал за руку, поднимая её то вверх, то вниз. Он улыбался и хмурился, хихикал и перебирал ногами, облачёнными в тапочки в виде Бакса Банни.