Югославия в XX веке. Очерки политической истории (Авторов)

Ристич Йован (1831–1899) – премьер-министр (1873, 1878–1880 и 1887) и министр иностранных дел (1867, 1872–1873, 1875, 1876–1880 и 1887) Сербии; регент княжеского (1868–1872) и королевского (1889–1893) достоинства; многолетний лидер Либеральной партии; академик.

Михаил (Йованович; 1826–1898) – митрополит Сербский и архиепископ Белградский (1859–1881,1889-1898).

Обренович Милан (1854–1901) – князь (1868–1882) и король (1882–1889) Сербии.

Один из главных заговорщиков Дамнян Попович заявил в октябре 1910 г. во время очередного «кризиса на престоле»: «Если бы король Милан остался жив, не было бы и 29 мая» QKyjoeutiJ. Дневник / приред. Д. Тодоровић. Београд, 1986. Т. 1. С. 204).

Фузија (сербск.) – союз, альянс, объединение.

«Личное мое впечатление, – доносил П.Б. Мансуров в Петербург сразу же после свадьбы монарха, – то, что король Александр доволен освободиться от присутствия своего отца… В этом, несомненно, поддерживает его пока королева, а в отношениях к последней короля заключается ключ настоящего положения» (АВПРИ. Ф. Политархив. Д. 489 (1900 г.). Л. 64 (П.Б. Мансуров – В.Н. Ламздорфу. Белград, 1/14 августа 1900 г.)). И далее, две недели спустя, он же: «В твердости по отношению к отцу поддерживает короля, несомненно, и королева, которая заявила мне, что отказалась принять лиц, искавших обратиться к ней с ходатайством о ее посредстве к примирению короля с его отцом» (Там же. Д. 2861 (1900 г.). Л. 85 (П.Б. Мансуров – В.Н. Ламздорфу. Белград, 15/28 августа 1900 г.)).

Показательно, что после неудачи с Петербургом король Александр намеревался нанести визит в Вену – вместе с королевой Драгой, естественно. Однако император Франц-Иосиф уклонился от прямого ответа, и вопрос сей так и «не продвинулся» вплоть до Майского переворота (АВПРИ. Ф. Политархив. Д. 500. Ч. 1 (1903 г.). Л. 166 (Н.В. Чарыков – В.Н. Ламздорфу. Белград, 11 марта 1903 г.).

Работа Драгиши Васича «Девятьсот третий год» (Васић Д. Деветсто трейа. Београд, 1925) – это единственная по сей день и самая полная монография, посвященная непосредственно перевороту.

Так, сестра убиенной королевы Драги Обренович, Анна Миличевич-Луневица, всерьез полагала, что «Чарыков организовал даже некий „русский клуб“, где под видом изучения русского языка сербские офицеры осваивали историю заговоров». И в итоге – русским «удалось найти восемь десятков подонков, которые согласились лишить жизни короля, королеву и двух ее братьев» (Милићевић-Лукевица A. Moja сестра краљица Драга. Београд, 1995. С. 132–133). И супруга погибшего премьера (Д. Цинцар-Марковича) Мария тоже «ощущала» участие в трагедии «руки Петербурга». По ее утверждению, Н.В. Чарыков желал «использовать движение офицеров в интересах России» и предполагал «оказать моральную поддержку готовящейся перемене династий и свержению Обреновичей» (Цинцар-Марковић. М. Пред 29. Maj 1903. // Политика. 1926 г. 29. октобар. Бр. 6646)… Что говорить, если такой авторитетный исследователь, как В. Казимирович, даже и не сомневался, что «Чарыков был повязан с некоторыми заговорщиками и знал, что они замышляют» (Казимировић В. Црна рука. Крагујевац, 1997. С. 68). Как и его старший современник – Т. Кацлерович: «Царский посланник Чарыков был ознакомлен с планом заговорщиков. 29 мая он наблюдал из окна русской миссии за происходящим в королевском дворце, ожидая, что офицерский путч ликвидирует Александра по типу былых переворотов при русском дворе» (Кацлеровић Т. Мартовске демонстрације и мајски преврат. Београд, 1950. С. 66). И академик М. Экмечич в своем новейшем труде указывает: «Есть вероятность, что следы убийства ведут в Петербург, но они не единственные, о которых можно говорить с уверенностью» (Екмечић М. Дуго кретање између клања и орања. Историја Срба у Новом веку (1492–1992). Београд, 2007. С. 320).

Ср. с традиционно сербским взглядом: «Россию, между прочим, события 29 мая не удивили. Она и так имела их в виду» (Драшковић М. Преторщанске тежње у Србищ. Београд, 2006. С. 35).

29 декабря 1902 г. – двадцатипятилетие освобождения Ниша сербскими войсками в ходе Сербо-турецкой войны 1877–1878 гг. В связи с данным юбилеем русский император послал королю Александру свои поздравления (Војводић М. Петроградске године Стојана Новаковића. Београд, 2009. С. 60).

6 мая – день рождения Николая II.

В сербской литературе встречается утверждение, будто бы соседом М. Павловича был «русский посланник Чарыков», естественно, «хорошо осведомленный о том, что готовилось Александру и Драге» (Тузина 3. Таще Београда. Београд, 2002. С. 229).

В «Новой истории сербского народа» всерьез утверждается, будто после принятия конституции 1903 г. в Сербии был «почти воплощен идеал британской демократии – двухпартийная система» (Нова историја Српског народа. Београд; Лозана, 2000. С. 188).

В 1896 г. Напредняцкая партия была распущена своим руководством.

Современник-серб писал в 1910 г. схоже: «Патриархальная среда должна была за краткое время пережить и переварить то, что формировалось на Западе веками. Она этого не могла. Все это и привело к тому, что мы сейчас, несмотря на все громкие заявления, не являемся европейским государством по сути, но только внешне» (Цит. по: Стојановић Д. Србија и демократка. 1903–1914. Београд, 2003. С. 378).

Первой партией – постоянной избирательной организацией, поставившей себе целью бороться за дело большинства под знаменем определенной идеологии, – стал Либеральный комитет в Бирмингеме во главе с Дж. Чемберленом, вокруг которого в 1877 г. (всего за четыре года до рождения сербских партий) сложилась Национальная либеральная ассоциация (См.: Вебер М. Политика как призвание и профессия// Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 678–679; Острогорский М.Я. Демократия и политические партии. М., 1997. С. 96–98; Стојановић Д. Србија и демократка… С. 247).

Известный либеральный деятель Алимпие Васильевич, говоря об особенностях режима начала девяностых, точно подметил, что «радикальный кабинет предпочел силу (большинства – А.Ш.) свободе» (Васитьевић A. Moje успомене / приред. Р. Љушић. Београд, 1990. С. 155).

Один из вождей радикалов, Пера Тодорович вспоминал впоследствии, как в начале бурных 1880-хгодов в партийной среде складывалось «убеждение, что именно в нас, радикалах, есть спасение Сербии и ее счастье. Мы – это те, кого историческое провидение выбрало, чтобы принести ей возрождение» (См.: Тодоровић П. Ближи односи с кралем Миланом // Тодоровић П. Српска ствар у Orapoj Србији. Успомене на крала Милана / приред. Л. ПеровиБ. Београд, 1997. С. 275)… С другой стороны, либералы думали с точностью наоборот. Член их руководства, профессор Панта Сречкович утверждал в разговоре с русским путешественником: «Единственно серьезный государственный человек у нас – это, бесспорно, Ристич… Пашич, конечно умный человек, но только для себя, в обыкновенных житейских делах… У него таланты не государственного деятеля, а заговорщика, ловкого агитатора. Если Сербия теперь разорена, то обязана она этим никому другому, как радикалам и отчасти напреднякам» (Марков Е. Путешествие по Сербии и Черногории. Путевые очерки // Русские о Сербии и сербах. СПб., 2006. С. 337–338). Другими словами – виноват кто угодно, только не мы.

Не прекращались подобные «инциденты» и во время «золотого века». Димитрие Джорджевич пишет: «Сразу же после переворота начались гонения на напредняков; в провинции дело доходило до физических расправ и даже убийств их лидеров, что вызывало у членов партии страх, психоз и желание воздержться от политических выступлений» (Ђорђевић Д. Царински рат Аустро-Угарске и Србије 1906–1911. Београд, 1962. С. 36)… Не оттого ли, предположим, и возобновили напредняки свою деятельность, как политическая партия, только в 1906 г.

Пандур (сербск.) – стражник, полицейский.

Русский путешественник-очевидец и видный славист П.А. Ровинский подчеркнул, что сербы «не терпят навязывания и особенно через полицию, которая у всех в страшной ненависти» (Ровинский П.А. Белград. Его устройство и общественная жизнь. Из записок путешественника. II // Русские о Сербии и сербах. С. 72).

По мысли Р. Самарджича, несмотря на то, что «Сербское княжество, чей аппарат заменил турецкий, и означало для крестьянина достижение независимости, за которую он дрался веками», он «не желал мириться с тем, что кто-то вмешивается во внутренний уклад его жизни, причем вмешательство это шло в основном по линии возрастания, в виду потребностей государственного строительства, его же налоговых обязательств» (Самарџић Р. Идеје за српску историју. Београд, 1989. С. 21).

Накануне Тимокского восстания, во время тайного собрания радикального руководства, его член из крестьян Димитрие Катич провозгласил: «Всех чиновников – под нож!» (Тодоровић П. Крал» Милан и Радикална странка // Тодоровић П. Српска ствар у Старој Србији. Успомене на крала Милана. С. 212).

«Образ врага», пишет В.Г. Федотова, «есть продукт отрицания легитимности других интересов и результат представлений о необходимости навязать общий интерес»; в отличие от него, «рационализация конфликта» – это «согласование интересов» (Федотова В.Г. Модернизация «другой» Европы. М., 1997. С. 161).

В монографии Л. Перович целый раздел назван: «Насилие как константа» (см.: Perović L. Izmedju anarhije i autokratije. Srpsko društvo na prelazima vekova (XIX–XXI). Beograd, 2006. S. 384–420).

В ноябре 1885 г. вторгшаяся в пределы Болгарии сербская армия потерпела у села Сливница сокрушительное поражение.

Никола Пашич, будучи сам далеко небезгрешен (о чем мы скажем ниже), точно охарактеризовал поведение оппозиции в одной из своих речей: «Это, братья, политика упрямства (в оригинале – ината). Ослепленные ненавистью к своим политическим противникам они забыли об интересах страны» (Сто говора Николе Пашића. Вештина говорништва државника / приред. Ђ. Станковић. Књ. 1. Београд, 2007. С. 326).

Отдавал себе отчет в «специфичности» сербского парламентаризма и король Петр, десятки лет проживший в Швейцарии и прекрасно знакомый с «классической» его моделью. По словам английского журналиста, интервьюировавшего монарха в сентябре 1903 г., тот не скрывал разочарования: «Немалая проблема состоит в том, что люди, его окружающие, не обладают подлинно парламентскими понятиями и ощущениями, а каждая партия и фракция считает, что конституционные свободы даны исключительно ей» (Посланство Краљевине Србије у Великој Британии – Министарству иностраних дела Краљевине Србије. 11/25. IX.1903. г. // Документи о спољној политици Краљевине Србије. 1903–1914 / приред. А. Радений. Београд, 1991. Књ. 1. Свеска 1. С. 496). Да и вообще «качество» сербского политического класса Петр Карагеоргиевич оценивал весьма критично – 5 апреля 1905 г. российский посланник К.А. Губастов доносил в МИД о разговоре с ним: «Перейдя к внутренним сербским делам, Его Величество откровенно заметил, что ему пришлось во многом разочароваться относительно сербских деятелей. Судя их издали, он не думал, что они были так деморализованы, поверхностны и легкомысленны. Причины эти он видит, отчасти, в самом характере сербов, но, главным образом, в печати, которая имеет на общество и на народ развращающее влияние» (АВПРИ. Ф. Политархив. Д. 2869 (1903–1906 гг.). Л. 133).

Дефицит политической борьбы, как мы уже видели, не наблюдался в Сербии никогда. А потому, при полном отсутствии политической культуры, она и после 1903 г. не могла стать «главным критерием парламентской демократии»… Более объективные (по сравнению с авторами «Новой истории сербского народа») сербские исследователи осознали это уже давно: «Несмотря на то, что идеологических причин для острого идеологического соперничества не имелось, оно продолжалось с большой ожесточенностью. У представителей партий, особенно тех из них, кто был избран депутатом скупщины, отсутствовало (кроме редких исключений) чувство ответственности в использовании свободы политического действия, которую дает парламентская система. И вскоре стало ясно, что многие сербские политики просто не понимают, как применять систему, основанную на свободе и терпимости. Борьба между партиями, а равно и внутри них самих, часто велась с необузданной страстью, причем без особой разницы – шла ли речь о жизненных государственных интересах или второстепенных вопросах» (Вучковић В. Унутрашње кризе у Србији и Први светски рат // Историјски часопис. Београд, 1965. Књ. XIV–XV. С. 175).

Важно заметить, что данная цитата взята нами из черновика выступления Пашича в скупщине. В самом выступлении она не прозвучала (что видно из сборника речей вождя радикалов). И следовательно, здесь мы можем говорить не о банальном демагогическом приеме, а о реальном убеждении.

Логика радикалов, при объяснении ими концепции «партийного государства», предельно проста. «Разве крестьянское государство может реализоваться как-то иначе, кроме единственного способа, когда государственная власть поставлена на службу крестьянской же партии?», – задавали они риторический вопрос. Но зачем в принципе это им было надо? Есть у них и на то ответ: «Такое партийное понимание государства облегчило бы примирение крестьянских масс с государственной идеей» (Јовановић С. Влада Александра Обреновића. Књ. 1 // Сабрана дела С. Јовановића. Београд, 1990. Т. 6. С. 108).

Показательный пример – находясь в 1916 г. в Париже, принц-регент Александр Карагеоргиевич (военный предводитель героической Сербии!) не был принят своим «союзником» – бельгийским королем Альбертом. Не странно ли? Раймон Пуанкаре записал 28 марта в дневник: «Я спросил Броквилля, может ли он мне частным образом сказать, почему король отказался от визита сербского принца? „Я не знаю причины, – ответил Броквилль, – но догадываюсь о ней. Когда бельгийское правительство сочло нужным наградить принца военным крестом, король не дал на это своего согласия, и я понял, что он возлагает на нынешнюю династию вину в убийстве короля Александра“» (Пуанкаре Р. На службе Франции. М., 1936. Т. 2. С. 294).

Австро-венгерская дипломатия прекрасно понимала все «значение» Пашича при решении вопроса о сербском вооружении в ее интересах – еще в январе 1905 г. посланник Думба писал в Вену, министру Голуховскому: «Если мы вообще хотим сделать что-то для „Шкоды“, то прежде всего должны свалить Пашича» (Цит. по: Ђорћевић Д. Царински рат Аустро-Угарске и Србије. 1906–1911. С. 67).

Великий князь Константин Константинович Романов (1858–1915) – внук Николая I и племянник Александра II.

«Белград был спокоен, – писал русский очевидец. Не слышно не криков, ни песен, ни пьяных разглагольствований. Каждый занят – занят так сильно, что для страха за исход войны, для тревоги за близких, даже если и чувствуются они где-то в глубине души, не остается уже времени. Бояться некогда – некогда и скорбеть… Война так реальна, настолько захватывает все сферы жизни, что из кровавой трагедии она превратилась в громадную общественную работу… Эта простота, эта сосредоточенность и деловая напряженность импонируют больше, чем какие бы то ни было речи, демонстрации и песни» (Вольский Cm. Письма с Балкан // Русские о Сербии и сербах. С. 536–537).

«Зафиксированная и аккумулированная в бесписьменной народной культуре, хранимая в живой памяти и передаваемая механизмами неукоснительных традиций, ограниченная совокупность знаний и навыков вполне обеспечивала хозяйственный процесс» (Кузьмин М.Н. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменение человека // Вопросы философии. 1997. № 2. С. 60).

Этот пример подтверждает типологически емкий вывод Э. Геллнера – «Аграрное общество не обладает ни ресурсами, ни мотивами, необходимыми для того, чтобы грамотность распространялась широко, не говоря уже о том, чтобы она стала всеобщей» (Геллнер 3. Пришествие национализма // Нации и национализм. М., 2002. С. 150).

По словам наблюдателя из России, «серб остается по преимуществу земледельцем и свинопасом, а если судьба выбрасывает его из обычной сферы родительского дома, то он охотнее всего обращается к чиновничьему или военному делу. Собственно мещанское сословие поэтому вполне чуждо сербскому народу» (Вейнберг Е. Сербия и сербы. Этнографический очерк // Русские о Сербии и сербах. С. 473).

Радикалы всегда высоко оценивали этот закон. По мнению Аврама Петровича, «им обеспечено само существование нашего, в основном земледельческого, народа. И следовательно, в Сербии не может быть бездомных, которых есть немало во всех других странах» (Петрович А. Успомене / приред. Л. Перовић. Горњи Милановац, 1988. С. 43).

Прошли десятилетия, но в мышлении одних и других опять же ничего не изменилось. В начале рокового 1914 г. оказавшийся в сербской столице русский турист писал: «Белград делает сейчас заем в 40 миллионов франков, из которых 20 миллионов предназначено на постройку общественных зданий… Многие находят, что для Белграда это расход чрезмерный», утверждая, «что украшать город хорошо…. но, что пушки, пожалуй, надежнее. Не лучше ли иметь лишних 20 скорострельных пушек, чем построить один дом». В ответ на это, гость вспомнил о своей встрече с мэром города Праги, «когда он показывал народный банк, который обошелся чуть ли не в четыре миллиона франков. Я спросил, как может маленькая Чехия возводить такие дворцы, которые считались бы роскошью даже в России или во Франции. Он ответил, что положение России и Чехии несравнимо… Чешский крестьянин знает, что он окружен со всех сторон немцами, которые хотят задавить его самосознание, ему тяжело, его надо подбодрить. Вот и строятся дворцы для обслуживания народных нужд, чтобы показать народу его силу и мощь его единения. Каждая такая постройка есть новая крепость, она придает крестьянину веру в самого себя, в свои силы и укрепляет его дух» (Комаров Г.В. В Белград на Пасху // Русские о Сербии и сербах. С. 575).

Сербский историк Б. Глигориевич в книге о короле Александре Карагеоргиевиче привел свидетельство литератора Велько Петровича, который накануне балканских войн писал, что «Сербия возжелала войну, покольку ее уже не было больше тридцати лет. За это время выросли новые поколения, уже не помнившие войны, но только слышавшие о ней от стариков. А в рассказах тех звучали и упреки молодым за недостаток патриотизма и слабость к западной культуре с ее комфортной жизнью без жертв» (Глигорщевић Б. Крал» Александар Карађорђевић. Београд, 2002. Т. I. У ратовима за национално ослобођење. С. 76)… На эти упреки «новые поколения» сербов и ответили осенью 1912 и летом 1913 гг. Причем в чисто «традиционном» ключе – как завещали старики.

В 1912 г. супруга российского посланника в Сербии Н.Г. Гартвига сообщала из Белграда в Москву: «Только что хоронили чиновника министерства иностранных дел Ковачевича, тело которого привезли в кусках из-под Куманова. Старик-отец перед прощанием обратился к сыну со словами: „Прощай, юнак, ты видишь, я не плачу, ступай с миром к престолу Всевышнего и скажи царям Душану и Лазарю, что Косово поле освобождено“. Это был единственный сын старика» (Центральный исторический архив Москвы. Ф. 179. Оп. 21. Д. 3017. Л. 31; Козлов В.Ф. Москва – Сербии. Из истории русско-сербских связей XVII – начала XX в. М., 2001. С. 51).

В Сербии только летом 1902 г. была создана четническая революционная организация, под руководством Главного совета (комитета), аналога ЦК македонской революционной организации, но ее деятельность проявилась уже после Илинденского восстания 1903 г.

От болгарского названия Адрианопольского вилайета Османской империи – Одрински.

В 1897 г. турецкие власти обнаружили в македонском селе Виница склад оружия, устроенный членами македонской революционной организации.

Винтовка системы Мартини.

Турецкие жандармы.

Еще в 1897 году обе державы заключили соглашение, предусматривающее поддержание status quo на Балканах. Соглашение представляло собой обмен нотами, имевшими значительные расхождения, открывавшими пути для различной трактовки подписанных договоренностей.

А. Амфитеатров: «Арнауты – всюду разбойники и своевольцы, но Ипек – гнездо их буйств, очаг и центр анархии». (Амфитеатров А. Страна раздора. Балканские впечатления. СПб., 1907. С. 92.)

Хорватские территории сохраняли очень скромные атрибуты государственности: территорию, границы и, на местном уровне – законотворчество и управление внутренними делами. Исполнительной властью для Хорватии являлись венгерские министерства, полностью контролировавшие хорватскую экономику. Зависимость всех сфер внутриполитического жизни от венгерского правительства и венгерского министра-председателя была настолько велика, что хорватско-славонские отделы в совместных министерствах, предусмотренных соглашением, вскоре прекратили свое существование. Автономные права Хорватии и Славонии выражались в том, что главой правительства Хорватии являлся бан, назначаемый императором по представлению венгерского премьер-министра. Он мог обращаться к австрийскому императору, но только при посредничестве венгерского министра по хорватским делам. Статья 52 австрийской конституции власть бана определяла как исключительно гражданскую (т. е. она не могла соединяться с военной властью). Хорватия и Славония были практически полностью исключены из участия в законодательных и исполнительных органах власти Австрийской империи: в состав венгерской делегации (60 депутатов) в имперский парламент – рейхсрат – входили только пять депутатов от Хорватии и Славонии, причем избирал их не парламент Банской Хорватии – сабор, а венгерский парламент. Хорватский сабор должен был практически без обсуждения принимать законопроекты венгерского парламента.

К Военной Границе (Военной Крайне) принадлежали географические регионы Лика, часть Горского котара, Кордун, Бания, Крижевцы, Джурджевац с окрестностями и присавский пояс до Земуна. Военная Граница начала формироваться в XV в. в период продвижения турок на Балканы – к Славонии и Хорватии, находившихся под австрийским (венгерским) управлением. Задачей граничар была защита Австрийской монархии от Турции, взамен они объявлялись свободными от феодально-кметских повинностей. С 1630 г., когда император Фердинанд II даровал граничарам Диплом, территория Военной Границы находилась под прямым управлением Вены (до 1881 г.). (См. Илић Ј., Николић Д., Влаховић П., Кицишев С…Срби у Хрватској: населјаванје, број и територијални размештај. Београд, 1993. С. 26.).

Формирование политических партий в Хорватии-Славонии началось в начале 60-х годов XIX в., и до конца XIX – начала XX вв. на ее политическом пространстве появились Народно-конституционная партия (Narodno-ustavna stranka, 1861–1873), Народно-либеральная партия (Narodno-liberalna stranka, 1861–1873), Самостоятельная народная партия (Samostalna narodna stranka, 1863–1866), Партия права (Stranka prava, 1861–1895), Народная партия (Narodna stranka, 1873–1906), Независимая народная партия (Neodvisna narodna stranka, 1880–1903), Сербская народная самостоятельная партия (Srpska narodna samostalna stranka, основана в 1881).

Унионистами назывались сторонники Народно-конституционной партии, которыми в основном являлись крупные землевладельцы, выступающие за союз с Венгрией.

Йосип Франк – адвокат, независимый депутат сабора с 1884 г., известный в промышленно-финансовых хорватских кругах как специалист по финансовым отношениям Венгрии и Хорватии. Он отстаивал тезис о финансовой самостоятельности хорватских территорий, но его идеи не имели ничего общего с Партией права, он был сторонником Центрума И.Драшковича, его доктрины «чистоты Соглашения 1868 г.» и необходимости формирования хорватского правительства из числа лояльной династии хорватской аристократии. Франк был одержим идеей политического лидерства и потому присоединился к самой популярной на хорватских территориях партии. Если еще в 1889 г. он остро нападал на Старчевича, то уже в следующем году он стал членом его партии (Šidak J., Gross M., Karaman L, Šepić D. Povijest hrvatskog naroda g. 1860–1914. Zagreb, 1968. S. 145.)

Этой акции предшествовали антисербские демонстрации, вызванные появлением сербского флага на здании православной церковной общины.

Самый глубокий след оставили идеи чешского профессора Т. Масарика, который предложил заменить революционные меры умеренной оппозицией, «большую политику» – теорией «малых дел», полагая залогом успеха национально-политической борьбы кропотливую, каждодневную социально-культурную работу в народной среде. Также одной из основных концепций Масарика было выдвижение идеи славянской солидарности в противовес германскому «Drang nach Osten».

Термин «Католическая акция» означал, что католическая церковь поставила задачу активно расширять сферу своего влияния на все слои общества – интеллигенцию, крестьян, рабочих и молодежь. Католическая акция была разделена на несколько направлений, включавших активизацию усилий по укреплению и распространению католической веры, создание католических культурно-просветительных и политических организаций, усиление контроля над прессой, образованием и искусством. Реализация того или иного направления зависела от места и времени осуществления конкретной задачи, поставленной Ватиканом.

Еще в бытность свою в Словении Махнич основал газету «Римский католик», ставшую рупором его идей и средством агитации населения за идеи «всеобщего обновления во Христе» и объединения в различного вида католические организации. Уже тогда он отстаивал мысль о твердом определении всех верующих католиков своей позиции: либо они вместе с Богом и римско-католической церковью, либо они на стороне Дьявола и либералов. Однако позиция и методы его работы были настолько радикальны, что австрийские власти вынуждены были запретить издание. Для того, что вывести словенское население из-под влияния Махнича, его и назначили епископом за пределы Словении (Kristo J. Dalekosežne posljedice… S. 11.)

В состав Австрийской Далмации, появившейся в начале XIX в., были включены прежде разрозненные территории: «узкая» Далмация (Венецианская Далмация от реки Зрмани до Неретвы), область Дубровника (бывшая Республика Дубровник) и Бока Которская. Управление осуществлялось по модели, созданной в период французского правления (1805–1813). Территория не делилась на много административно разделенных областей, все управление было сосредоточено в административном центре – Задаре, где находился губернатор. По переписи 1857 г. население Далмации составляло 415 628 чел. Официальным языком являлся итальянский, несмотря на небольшую долю итальянского населения – 15 000 чел. (в 1900 г.). С 1861 г. начал работу собственный сабор. Далмацию в экономическом аспекте отличало практически полное отсутствие промышленности, экономическая деятельность ограничивалась производством и продажей сельскохозяйственной продукции. В социальном плане в далматинском обществе существовало глубокое разделение на городские (образованные и проникнутые итальянской культурой слои) и обездоленное крестьянское население, которое могло получить образование и определенное положение в обществе лишь выбрав стезю священника. В этой связи в Далмации было значительное число римско-католического духовенства. В 1857 г. его число было практически равно количеству священнослужителей в значительно большей по территории банской Хорватии. В аграрном секторе доминировала система колоната, кметства и различного вида долговой зависимости. Также Далмацию отличала практически полная изолированность от остальных югославянских территорий, выраженный средиземноморский характер и наличие большого числа населенных пунктов городского типа (14), хотя и с малочисленным населением.

Narodna stranka (1881–1889), c 1889 г. Народная хорватская партия (Narodna hrvatska stranka, 1889–1905).

Хорватский сабор в 1866 г. приял закон, по которому хорватско-сербский язык приобрел статус официального на территории Хорватии и Славонии. В конце 1860-х годов австрийское правительство издало закон, по которому государственные чиновники Далмации кроме итальянского должны владеть «иллирско-далматинским языком». «Хорватский или сербский» язык стал официальным языком далматинского сабора в 1883 г.

М. Павлинович (1833–1887) – священник и политик, практически бессменный депутат далматинского сабора, знаковая фигура всей хорватской общественно-политической жизни, идеолог и лидер Народной партии в Далмации.

На внешнем рынке еще в 1880-х годах Франция для защиты своих виноградников поставила таможенные барьеры для ввоза иностранного вина.

Ю. Бьянкини, редактор газеты «Narodni list» («Народная газета»), депутат от Далматинского сабора в имперский парламент.

Истринский округ (1825–1860), затем маркграфство Истрия (1860–1918) или просто австрийская область Истрия охватывала территорию прежней венецианской и австрийской Истрии и Кварнейских островов. Вместе с Триестом и Торицей Истрия составляла часть административной единицы – Австрийского Приморья.

По новому избирательному закону создавалась еще одна курия, в которой правом голоса располагали мужчины, достигшие 24 лет.

С ликвидацией сербской Воеводины к хорватским землям были присоединены илокский и румский котар, что позволило обновить Сремскую жупанию. Однако в значительной мере эти территориальные изменения способствовали ухудшению сербско-хорватских отношении.

В 1889 г. Томич в пылу журналистской полемики, принявшей характер личного конфликта, убил своего политического противника Димитриевича, за что был осужден на каторжные работы, а после их отбытия в 1896 г. вернулся к политической борьбе.

На выборах 1906 г. хорватско-сербская коалиция получила из 88 депутатских мест Хорватского сабора 43.

В 1912 г. был издан новый закон о воинской повинности, соответствующий австро-венгерскому.

Это требование австро-венгерская власть удовлетворила (правда, исходя из собственных интересов), утвердив наименование языка БиГ как «сербско-хорватский».

Территория Новипазарского санджака (Рашки) была разделена между Сербией и Черногорией.

К ее руководству принадлежал и И. Скерлич.

В литературе есть, однако, и другая точка зрения: «После дворцового переворота 1903 г. и избавления от экономической и политической зависимости от Австро-Венгрии внешняя политика Белграда становилась все более энергичной и направленной на объединение всех южных славян под властью династии Карагеоргиевичей» (Шимов Я. Австро-Венгерская империя. М., 2003. С. 454)… Вряд ли с ней можно согласиться, а особенно с упоминанием про «всех южных славян».

В свете данного и аутентичного высказывания Пашича, весьма конъюнктурными выглядят утверждения одного из современных авторов: «Первая мировая война началась конфликтом монархии и независимой Сербии (провоцировавшей Габсбургов в расчете на поддержку России)». И снова: «Сербия постоянно (выделено нами. – А.Ш.) провоцировала Вену в надежде на „русский штык“» (Романенко С.А. Югославия: кризис, распад, война. Образование независимых государств. М., 2000. С. 35, 314)… Однако, никаких фактических доказательств, подкрепляющих эти пассажи, в работе нет. Ее мы коснемся еще не раз, а здесь приведем свидетельство очевидца, подтверждающее тезис сербского премьер-министра: «Все политические партии соглашались с тем, что, в первую очередь, необходимо выиграть время – для того, чтобы Сербия, хотя и увеличенная, но крайне ослабленная в балканских войнах, смогла прийти в себя и реорганизоваться. Все со страхом смотрели на Вену и Будапешт, где все отчетливее звучали призывы решить балканскую проблему в этот тяжелейший для Сербии момент, пока Россия, как о том откровенно говорилось в Думе, была еще не готова к войне» (Штрандман В. Балканске успомене. Београд, 2009. С. 242). Потому Пашич и давал понять В.Н. Штрандтману, что «в своей уступчивости перед австрийскими требованиями Сербия пойдет значительно дальше, чем те пределы, о которых друзья ее могли смело и открыто ей говорить». Так и произошло – «сделанная Европой оценка сербского ответа на ультиматум говорит сама за себя». И, думается, уже одно это ясно доказывает, что Пашич «искренне не хотел войны, а Сербия ее боялась, не будучи вовсе подготовленной» (Архив внешней политики Российской империи. Ф. Политархив. Д. 532 (1914 г.). Л. 311–311 об. (В.Н. Штрандтман – С.Д. Сазонову, 26 июля 1914 г.)).

Приведем еще один пример явной натяжки, подчиненной современной конъюнктуре: выстрел Гаврилы Принципа в Сараево представлен в одной из работ «актом международного терроризма» (.Вяземская Е.К. Босния и Герцеговина: их место и роль в европейских конфликтах начала XX в. // В «пороховом погребе Европы». М., 2003. С. 353).

С началом войны король, правительство и Народная скупщина переехали в город Ниш, ставший временной столицей Сербии.

Приведем здесь любопытный факт, показывающий объемы русской помощи сербам по Дунаю – полугодовой опыт перевозок показал, что количество грузов, переброшенных транспортами Экспедиции, значительно превышал перевалочные мощности сербского порта Прахово, как и вывозные возможности железнодорожной ветки оттуда в глубь Сербии (одноколейка Прахово – Заечар) (см.: Черников И. Гибель империи. М., 2002. С. 603–604).

Российский поверенный в делах в Нише В.Н. Штрандтман вспоминал: «Сербам были хорошо известны итальянские претензии на побережье Далмации, а также то, что Италия не выступит на стороне Антанты без убедительных гарантий относительно ее требований. Для Сербии это означало потерю надежды хоть когда-нибудь выйти к морю. По словам Пашича, „предполагалась всего лишь замена одного тюремщика другим“, т. е. вместо Австро-Венгрии в той же роли появлялась Италия. Такая „рокировка“, по сути дела, ничего не меняла и не улучшала» (Штрандман В. Балканске успомене. С. 379–380).

О том, что последнее требование являлось для сербов жизненно важным, говорит тот факт, что их столицу Белград и пограничный австро-венгерский городок Земун разделяла лишь река Сава.

Отношение сербов к «новым союзникам» было соответствующим. Д. Ллойд Джордж вспоминал о конференции мира в Версале и пребывании на ней Н. Пашича: «Он относился к итальянцам с глубокой неприязнью и недоверием. Враждебность Соннино к югославам полностью оправдывала Пашича. Когда в разговоре с ним об итальянских претензиях на Далмацию я указал на жертвы, которые понесла Италия, и на ее тяжелые потери в борьбе с Австрией, Пашич ответил своим спокойным и приятным голосом: „В сражении убивают больше людей когда они бегут, чем когда они дерутся“» (Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. М., 1957. Т. 2. С. 44).

Современный исследователь также подчеркивает, что «Лондонский договор значительно усложнял дипломатический торг держав Антанты с Болгарией, которую старались во что бы то ни стало удержать от вступления в войну на стороне австро-германского блока» (Фисанов В.П. Проблема национально-территориального устройства Центральной Европы в «Четырнадцати пунктах» президента США Вудро Вильсона // Российско-австрийский альманах: исторические и культурные параллели. М.; Ставрополь, 2007. Вып. 3. С. 153).

Местный представительный орган в Загребе. Хорватия пользовалась ограниченной автономией в рамках Венгерского королевства.

10-11 марта 1915 г. в Чикаго состоялся Первый югославянский собор, на котором присутствовало 563 делегата от большинства югославянских эмигрантских организаций США и Канады. Инициаторами Собора в Чикаго выступили будущие члены Югославянского комитета. Он стал первым масштабным и репрезентативным выступлением переселенцев из югославянских земель в поддержку юнионистского движения. Резолюция Собора, принятая после программной речи Ф.Поточняка, содержала в себе три основные идеи. Первая – о народном единстве сербов, хорватов и словенцев. Вторая – о полном разрыве всех связей с Австро-Венгрией. И третья, что логически проистекала из первых двух, – о необходимости объединения всех югославян в одно общее государственное сообщество… Второй югославянский конгресс в Питтсбурге собрал 615 делегатов, представлявших все крупные объединения хорватских, словенских и сербских эмигрантов Северной Америки. Его решения развивали и уточняли идеи, высказанные в Чикаго в общем виде. Имели место на нем и серьезные разногласия – в основном между сербами и хорватами (см.: Лобачева Ю.В. Югославянское движение в США в 1914–1916 гг. // Югославянская история в новое и новейшее время. Материалы научных чтений, посвященных 80-летию со дня рождения профессора В.Г. Карасева. М., 2002. С. 167–176).

Ф. Супило говорил А. Трумбичу, что «если Хорватия останется изолированной (т. е. независимой. – А.Ш.), то Италия проглотит нас как макароны» (Цит. по: Митровић A. Србија у Првом светском рату. Београд, 1984. С. 171).

Кроме территориального аспекта, надо иметь в виду и то, что по австрийской конституции 1867 г. признавалось равноправие народов в сфере культуры и языка. Австрия была официально провозглашена многонациональным государством, и ее славянским народам удалось добиться немалого – от печати на родном языке до, минимум, школ, а кое-где гимназий и даже высших учебных заведений… Италия же являлась моноэтническим государством и не пошла бы на такие уступки славянам. В том была еще одна из причин «италофобии» далматинцев (хорватов и сербов) и словенцев.

Относительно надежд Пашича на то, что союзники «не бросят Сербии», и она сможет «хотя бы» сохранить свою территорию, Раймон Пуанкаре записал 28 декабря 1915 г.: «Бриан докладывает совету министров, что Веснич (Миленко Веснин – посланник Сербии в Париже. – А.Ш.) несколько раз обращался к союзникам с просьбой обещать Сербии ее независимость и целостность ее территории. Но Англия и Италия не обнаруживают склонности дать последнюю гарантию; они желают выждать событий и щадить Болгарию» (Пуанкаре Р. На службе Франции. Воспоминания. М., 1936. Кн. 2. С. 202). И это уже во время «Сербской Голгофы»! О политике Рима, в свете сказанного выше, говорить не приходится – от него вряд ли можно было ожидать чего-то иного. Лондон же «щадил Болгарию», несмотря на провозглашенные им «первоначальные цели войны», в числе которых предполагалось «полное восстановление национальной независимости и целостности Бельгии и Сербии» (см.: Ллойд Джордж Д. Правда о мирных договорах. М., 1957. Т. 1. С. 33)… К слову заметим, что Россия и Франция целостность Сербии гарантировали сразу.

Именно этот вопрос был главным предметом переговоров Пашича и принца-регента Александра Карагеоргиевича в Париже и Лондоне, а затем одного премьера в Петрограде. Визиты сербских лидеров во Францию, Англию и Россию состоялись сразу же по завершении эвакуации разбитых сербов на остров Корфу, весной 1916 г.

Некоторые авторы, однако, считают, что только «в конце 1916 г. глава Югославянского комитета Анте Трумбич… обратился к Англии, Франции и Италии с заявлением о том, что Хорватия имеет такое же, как и Сербия, право стать „Вторым Пьемонтом“» (см.: Романенко С.А. Югославия: кризис, распад, война. Образование независимых государств. С. 323).

21 ноября 1916 г. на 86-м году жизни скончался император Франц-Иосиф I.

Термин Великая Сербия многозначен. Здесь под «Великой Сербией» и «великосербством» мы подразумеваем всесербскую разновидность национальной программы руководства Сербии, т. е. вариант присоединения к королевству только сербских (или считавшихся тогда таковыми) территорий Австро-Венгрии. В данном случае – это Босния и Герцеговина. Термин же «Великая Сербия» в югославянском контексте (вспомним высказывания Г.В. Чиркова и Александра Карагеоргиевича) следует понимать как стремление к реализации лозунга «Сербия – Пьемонт югославян», т. е. к созданию единого и унитарного югославянского государства с центром в Белграде… Обширный материал о происхождении и значениях понятия «Великая Сербия», а также злоупотреблениях им в политических целях, представлен в сборнике научных трудов «Велика Србија. Истине, заблуде, злоупотребе» (Београд, 2003).

К примеру, в конце июля 1917 г. Пашич писал престолонаследнику из Парижа: «Мы не должны упускать из вида в нашей национальной работе следующее… Во время всех своих встреч, которые я имел с видными личностями, замечается сильная депрессия духа, и, соответственно, все избегают говорить о вопросах, не стоящих непосредственно в повестке дня. Сейчас никто не размышляет о том, что будет с Австрией – исчезнет ли она окончательно или только уменьшится в размерах. Ранее я никогда не слышал от французских политиков иного мнения, чем то, что Австрию следует уничтожить. Теперь же раздаются голоса о сохранения Австрии и „равновесии“ европейских держав, как мне говорил глава Национального собрания Дешанель. Ситуации в данный момент такова – вера в полную победу над Германией ослабла, но надежда на то, что она все-таки будет просить мира у наших союзников, сохраняется» (Дипломатска преписка српске Владе. 1917. Крагујевац, б/г. С. 193).

Очевидно, что приведенные данные противоречат утверждению немецкого историка X. Зюндхаузена, будто «Трумбич видел в Корфской декларации „Магна харту“ югославянского объединения» (Зундхаузен X. Историја Србије од 19. до 21. века. Београд, 2009. С. 253).

Параграф написан А.И. Филимоновой

26 ноября 1918 г. собравшаяся в Подгорице «Великая народная скупщина сербского народа Черногории» приняла решение о том, что «Черногория объединится в единое государство с братской Сербией под скипетром династии Карагеоргиевичей и, как единое с ней целое, вступит в объединенное государство трехплеменного народа – сербов, хорватов и словенцев». Скупщина низложила династию Петровичей-Негошей и запретила эмигрировавшему во Францию королю Николе возвращаться в страну. Она избрала Исполком временного управления Черногорией до того, как начнет функционировать госаппарат единого королевства. Из Подгорицы в Белград была отправлена делегация из 12 человек для вручения соответствующего заявления королю Петру Карагеоргиевичу (см.: Бојовић Ј. Подгоричка скупштина 1918. Документа. Горњи Милановац, 1989; Дашић М. О дилеми да ли je Велика народна скупштина у Подгорици била легална и легитимна //Дашић М. Огледи из историје Црне Горе. Подгорица, 2000. С. 323–338).

В середине ноября итальянские войска начали продвижение к Любляне. Наряду со словенскими ополченцами, сопротивление им оказали вооруженные отряды, сформированные посланцем сербского правительства полковником Душаном Симовичем (впоследствии – главой переворота 27 марта 1941 г.) из числа оказавшихся в Австрии бывших военнопленных сербов.

И католический епископ Любляны Антон Еглич Бонавентура записал в дневнике, что иного пути, кроме как идти с Сербией, тогда не было (См.: Поповић Н. Срби у Првом светском рату. Београд, 1998. С. 114).

На самом деле сербов в Хорватии было гораздо больше. По данным венгерского правительства, хорватов там проживало 1 млн 650 тыс., а сербов – 670 тыс. чел. В Далмации на полмиллиона хорватов приходилась 101 тыс. сербов (Храбак Б.Југословенско питаше на седницама аустро-угарског заједничког министарства 1914–1918 године // Историјски записи. Титоград, 1969. Књ. XXVI. Св. 4. С. 570–571). Весьма рациональное предположение о желании хорватских сербов присоединиться к Сербскому королевству, которое, как видим, в 1918 г. разделялось хорватами как вполне легитимное, поддерживал и Н. Пашич, заявивший как А. Трумбичу, так и иностранцам, что в первую очередь Сербия желает освободить австровенгерских сербов, «которые открыто выступают за присоединение к ней, не обращая внимания на то, что собираются делать хорваты. Сербия имеет право освободить этих людей, а если хорваты и словенцы хотят решать свою судьбу иным способом, то они в праве делать все, что посчитают нужным» (Јанковић Д., Кризман Б. Грађа о стварању Југословенске државе. Београд, 1964. Т. 1. С. 346; Храбак Б., Jанковић Д. Србија 1918. Београд, 1969. С. 75)… Эти вполне законные требования кое-кто из современных историков считает «территориальными притязаниями Сербии» (Романенко С.А. Югославия: кризис, распад, война. Образование независимых государств. С. 57).

Состав ВНП был сформирован из депутатов Народной скупщины Сербии, загребского Народного вече СХС, воеводинской Великой народной скупщины в Нови Саде, черногорской Великой народной скупщины в Подгорице. В территориальном плане в состав ВНП вошли 62 депутата из Хорватии и Славонии, 16 – из Истрии и Далмации, 32 – из Словении, 42 – из Боснии и Герцеговины, 84 – из Сербии, 24 – из Воеводины, 12 – из Черногории, 24 – из Македонии, Косово и Санджака.

Официальным председателем ДП был Л. Давидович, бывший глава Самостоятельной радикальной партии. Реальным лидером партии с момента ее создания был Прибичевич. Желание Давидовича реализовать на практике свой формальный статус и идеологические расхождения с Прибичевичем привели сначала к фактическому распаду ДП на «давидови-чевцев» и «прибичевичевцев», а в 1924 г. и к официальному разделу организации. Прибичевич и его сторонники образовали Самостоятельную демократическую партию.

«Концентрационное правительство» формируют члены всех крупных партий, представленных в парламенте.

Закон установил в стране всеобщее избирательное право, которого, впрочем, были лишены женщины и военнослужащие.

В период с 1 января 1921 г. по 16 декабря 1922 г. коалиционное правительство возглавлял бессменный председатель НРП Никола Пашич. Демократам принадлежал ключевой портфель министра внутренних дел.

Термин «пречанин» используется нами не в узком оригинальном его смысле (серб из Австро-Венгрии), а в широком – для обозначения югославян новоприсоединенных территорий в целом.

26. III.-24.XII.1921 г. – второе правительство Николы Пашича (НРП-ДП);

24. ХП.1921 Г.-5.1.1922 г. – третье правительство Николы Пашича (НРП-ДП);

5.1.-16.12.1922 г. – четвертое правительство Николы Пашича (НРП-ДП);

16.12.1922 г.-2.5.1923 г. – пятое правительство Николы Пашича (НРП);

18 марта 1923 г. – вторые парламентские выборы.

2.5.1923 г.-27.3.1924 г. – шестое правительство Николы Пашича (НРП);

27.3. -21.5.1924 г. – седьмое правительство Николы Пашича (НРП-СДП);

21.5.-27.7.1924 г. – правительство Николы Пашича (НРП-СДП);

27.7.-6.11.1924 г. – правительство Любомира Давидовича (ДП, СЛС, ЮМО);

6.11.1924 Г.-29.4.1925 г. – правительство Николы Пашича (НРП-СДП);

8 февраля 1925 г. – третьи парламентские выборы;

29.4. -18.7.1925 г. – правительство Николы Пашича (НРП-СДП).

18.7.1925-8.4.1926 г. – правительство Николы Пашича (НРП-ХКП);

8.4. -15.4.1926 г. – правительство Николы Узуновича (НРП-ХКП);

15.4. -24.12.1926 г. – правительство Николы Узуновича (НРП-ХКП);

24.12.1926 Г.-1.2.1927 г. – правительство Николы Узуновича (НРП-ХКП).

1.2.-17.4.1927 г. – правительство Николы Узуновича (НРП-СНП);

17.4.1927 г.-23.2.1928 г. – правительство Велимира Вукичевича (НРП-ДП-ЮМО); 11 сентября 1927 г. – четвертые парламентские выборы;

23.2.-30.8.1928 г. – правительство Велимира Вукичевича (НРП-ДП-ЮМО-СНП);

30.8.1928 г.-б.1.1929 г. – правительство Антона Корошеца (НРП-ДП-ЮМО-СНП).

Демократы были столь же высокого о себе мнения. На том основании, что ДП была составлена из групп, формально представлявших все области и «племена» страны.

После войны руководство радикалов полагало, что все пречанские сербские организации войдут в состав НРП. По мнению Протича, Пашича и др. создание ДП, инициированное королем и С. Прибичевичем, раскололо «сербский фронт».

В Лигу входили многие члены Югославянского комитета, в частности А. Трумбич, и депутаты Народного Веча, чьи подписи стояли под Женевской декларацией.

Закон о защите государства был принят 1 августа 1921 г. В соответствии с ним запрещалась деятельность Коммунистической партии. 58 депутатских мандатов коммунистов были аннулированы.

13 апреля 1923 г. негласное сотрудничество НРП и ХРКП было оформлено подписанием секретного протокола, согласно которому первая обязывалась прекратить «дробление Хорватии», а вторая способствовать образованию однопартийного правительства Пашича, то есть не появляться в скупщине. Протокол остался неисполненным, так как Пашич, добившись необходимого результата, дезавуировал соглашение с Радичем. ХРКП перешла на сторону Оппозиционного блока, а ее лидер, взбешенный вероломством Пашича, увеличил остроту своей пропаганды. Попав под действие Закона о защите государства, он вынужден был бежать за границу.

20 июля 1933 г. Югославянская радикально-крестьянская демократия (ЮРКД) была переименована в Югославянскую национальную партию (ЮНП).

Опленац – мемориальное место захоронения Карагеоргиевичей, включая Александра. Янка-Пуста – усташский тренировочный лагерь в Венгрии, в котором готовились совершившие покушение террористы.

В 1938 г. широкий резонанс вызвали контакты Мачека с министром иностранных дел Италии графом Галеаццо Чиано, в ходе которых глава ХКП выдвинула идею персональной унии независимой Хорватии с итальянской короной.

Что касается внутренних социально-экономических проблем, то для их решения у вождя хорватов были оригинальные аграристские рецепты. Так, в 1932 г. в условиях нехватки золотого запаса для обеспечения динара Мачек в статье «Задачи новой власти» предложил использовать для этой цели кукурузу – «нашу главную национальную пищу». Не менее «актуальными» выглядели озвученные в 1936–1937 гг. призывы к защите «хорватской крестьянской культуры» от главных врагов – высшего образования и фабричного производства: «Для народа польза от высших школ малая, если не сказать – никакая… Где здесь мораль, если студент требует, чтобы его родной брат стоял перед ним как африканский негр перед английским лордом или французским банкиром»; «Когда интересуешься культурой другого народа, то платишь за нее кровавым потом… Возьмешь граммофон, а он стоит, как корова. Да и зачем он, когда можно самому запеть». (Цит. по: Јовановић Д. Указ. соч. II. С. 231; III. С. 185; IV. С. 120)

Усташское руководство рассчитывало, что переход части сербского населения из православия в католичество станет шагом на пути последующей хорватизации данной части сербов, их постепенной ассимиляции хорватами. В связи с этим в историографии и публицистике ведется многолетняя полемика о тогдашней роли католической церкви в Хорватии, включая ее главу, загребского архиепископа Алойзие Степинаца. В Югославии при коммунистической власти преобладала, если ни господствовала, в научной литературе и пропаганде трактовка роли католической церкви как одной из основ усташского режима, оценивавшегося даже как «клерофашизм». Церковь и лично Степинац характеризовались в большинстве случаев как активные участники либо даже инициаторы преследования сербов в НГХ. А сама антисербская политика усташей – как реализация планов Ватикана, направленных против православия, и в особенности сербов. Такая точка зрения широко представлена в постюгославской сербской историографии и публицистике. Она в той или иной степени оспаривается в значительной части современной хорватской историографии, где большая доля материала по этой проблематике, использованного югославской и нынешней сербской историографией, оценивается как результат фальсификации. Об имеющихся точках зрения и полемике см., например: Беляков С.С. Усташи: между фашизмом и этническим национализмом. Екатеринбург, 2009. С. 44–70; Petranović В. Istorija Jugoslavije 1918–1988. Beograd, 1988. Књ.2: Narodnooslobodilački rat i revolucija 1941–1945. S. 44–45, 49; Pojo Р.Д. (псевдоним). Геноцид над Србима у Независној Држави Хрватској: буди католик или умри. Београд, 1995; Kristo J. Katolička crkva i Nezavisna Država Hrvatska 1941–1945. Zagreb, 1998. Књ.I–II; Idem. Sukob simbola: Politika, vjere i ideologije u Nezavisnoj Državi Hrvatskoj. Zagreb, 2001.

Уже упоминавшееся в предыдущих главах стремление к тому, чтобы принадлежавшая до войны Италии территория со значительным словенским и хорватским населением была присоединена к Югославии, югославское коммунистическое руководство попыталось явочным порядком осуществить в конце апреля – начале мая 1945 г. военным путем. Но столкнулось с противодействием западных союзников, тоже ставших занимать своими войсками часть этой территории. В итоге разразившегося триестского кризиса спорная область, включавшая и Триест, была разделена на две зоны: в одной был установлен западный военный контроль, в другой – югославский. Вопрос об окончательном разграничении между Югославией и Италией стал предметом дипломатического противоборства между СССР и западными державами с конца весны 1945 г. до начала 1947 г., в том числе в межсоюзническом Совете министров иностранных дел и на Парижской мирной конференции 1946 г. В итоге югославские требования были удовлетворены, но не в полном объеме. См., в частности: Gibianskii L. The Trieste Issue and the Soviet Union in the 1940s // Vojna in mir na Primorskem: od kapitulacije Italije leta 1943 do Londonskega memoranduma leta 1954 / zbrali in uredili J. Pirjevec, G. Bajc, B. Klabjan. Koper, 2005.

Еще c конца 1942 г., а особенно c 1943 г. югославское коммунистическое руководство стало вынашивать идею создания на Балканах будущего федеративного объединения государств, где к власти придут компартии. При этом будущий югославский коммунистический режим оно видело как центр такого федеративного объединения. Центральное место здесь заняли планы объединения с Югославией Албании и Болгарии. С 1944–1945 гг., когда в Албании и Болгарии были установлены режимы «народной демократии», югославская политика была направлена на их фактическое включение в Югославию. Идея такой расширенной федерации активно обсуждалась между Белградом, Тираной и Софией при участии Москвы. См.: Гибианский Л.Я. Идея балканского объединения и планы ее осуществления в 40-е годы XX века // Вопросы истории. 2001. № 11/12.

челик (серб.) – сталь.

Количество членов Президиума СФРЮ, согласно конституции 1974 г., было уменьшено с 23 до 9 человек: Тито + 8 (по одному представителю от 6 республик и 2 автономных краев).

Впервые упоминание о Голом Острове было в известном романе сербского писателя Д.Михайловича «Когда цвели тыквы», опубликованном в 1968 г.

Параграф написан Е.Ю. Гуськовой.

Bulajić M. Ustaški logor smrti. Srpski mit? – Beograd, 1999. S. 19, 24.

По-хорватски – Збор Народне Гарде (ЗНГ). В народе их звали зенговцы.

Первое правительство Краины было избрано 29 мая, премьер-министром стал М. Бабич, а министром внутренних дел – М. Мартич.

Коридор между западной и восточной частями Республики Сербской.

ООН и ЕС организовывали переговоры между конфликтовавшими сторонами в рамках Международной (Женевской) конференции по бывшей Югославии (МКБЮ).

План Вэнса – Оуэна получил название по именам двух сопредседателей координационного комитета МКБЮ – специального посланника Генерального секретаря ООН Сайруса Вэнса и посредника от ЕС Дэвида Оуэна.

Контактная группа по урегулированию в Боснии и Герцеговине (КГ) была создана по инициативе американского руководства из представителей США, Германии, Великобритании, Франции и России. Эта группа должна была содействовать установлению контактов (отсюда и название) между противоборствовавшими сторонами, облегчать им поиск мирного урегулирования. Каждая из пяти стран делегировала в группу по одному своему представителю. Первое заседание КГ на уровне министров иностранных дел состоялось 13 мая 1994 г. в Женеве.

Ирфан Любиянкич – один из основателей ПДД, в 1995 г. председатель Главного комитета ПДД, погиб в июне 1995 г.

В Черногории в референдуме, состоявшемся 1 марта 1992 г., участвовали 66,04 % имевших право голоса граждан республики. «За» вхождение в Югославию проголосовало 95,94 % человек (по данным правительства Черногории).

Международный трибунал по расследованию преступлений, совершенных в бывшей Югославии (МТБЮ), был создан в Гааге в 1993 г. по решению Совета Безопасности ООН.