каждый пятый комитетчик. Как-никак и он сам является сотрудником спецслужб, а уже –
без пяти минут доверенное лицо одного из занимающих высокий пост чиновников,
находящихся в Белом Доме, удачно прошедший тест на лояльность. И ведь не на пустом
месте родился приказ. Ну, медвежью услугу оказал капитан.
* * *
Внутреннее радио передало о движении бронетехники к Краснопресненской
набережной.
* * *
На подходах к зданию парламента появились БТРы. Промедлить, значит,
подчиниться. Ополченцы приступили к действию. В бронемашины полетели булыжники –
части от мостовой. Раздавались крики, шум и гам. Кто-то кинулся под БТР, но, увидев, что
тот и не собирается останавливаться, выскочил прямо из-под колес.
Бронемашины продвигались медленно, дав шанс разъяренной толпе одуматься и
уступить дорогу силе. Никто не хотел отступать, считая, что противник слабее. Защитники
брали количеством, армия – мощью. Противостояние грозило перерасти в кровопролитие.
– Остановите их…
– Нам отступать некуда…
– Мы защищаем свою свободу…
– Насилие не пройдет…
Призывные крики переплетались с матом, выхлопные газы – с перегаром, рев
моторов – с ударами булыжников о броню, лучи прожекторов – с завесой ночной темноты.
Все смешалось в адской пляске на Краснопресненской набережной. Небритые несколько
суток мужчины походили на чертей, бронетехника – на невиданные машины преисподней.
Худощавый парень постарался вскарабкаться на броню, но, не удержавшись, со
стоном рухнул на мостовую.
– Бутылки! – призывно заорали на передовой.
В воздух взметнулись с десяток бутылок с зажигательной смесью, и только одна
достигла цели, воспламенив колесо БТРа, остальные образовали костры на асфальте.
Перед бронемашинами разлеглась целая живая дорога. Одни были пьяны, другие
свято верили в необходимость происходящего. Кто-то, вытянув вперед руки, старался
остановить продвижение техники. Ослепленные идеей защиты демократических
ценностей, люди шли на любые безумства.
Душераздирающий детский плач и последовавший за ним женский крик копьем
пронзили скрежет и рев бронетехники. Люди замерли на мгновение, отрезвленные
голосом материнской боли. Страх, беспомощность и сожаление застыли в их глазах.
Маленькая девочка лет шести, в голубом ситцевом платье сидела на голом асфальте в
полуметре от надвигающейся горы брони и плакала, вытирая пыльными ладонями глаза и
размазывая грязь по щекам. В стороне, на краю толпы, белая, словно полотно, билась в
истерике ее мать, удерживаемая несколькими людьми от попытки броситься под
многотонную махину.
Из БТРа ребенка не могли видеть, и казалось, что в считанные секунды все