— Чем объясняется, что наиболее ценную картину из восьми, заказанных мифическим трестом, взялись писать вы сами?
— Разве суть в картине! Суть в девушке. Вы же ее видели — синеглазую глупышку. Ах, студенточка, студенточка! Эта расцветающая юность, застенчивость… Надеюсь, поймете меня как мужчина мужчину.
Масленый взор Цветкова смущает молодого следователя, и один из «козырных» моментов допроса пропадает зря. Вместо того чтобы подчеркнуть и зафиксировать, что «греховодник» уличен во лжи, Зыков перескакивает к следующему пункту:
— Говорят, вы участвовали в передаче копий заказчику.
— Я?! — вздрагивает Цветков. — Это кто же говорит?
— Вахтерша училища.
— Глуха, бестолкова и вечно порет чушь.
— Вахтерша видела, как вы разговаривали с шофером, который выносил картины. И потом вместе с ним уехали.
— Вранье. Я слышал, шофера присылали под вечер, так что и его-то мало кто видел. А тетка Настасья сумела углядеть меня. Так-таки прямо и заявляет, что видела?
— Нет, — неохотно признается Зыков, — нетвердо. Говорит, «кажется».
Цветков облегченно смеется.
— Если б это было твердо, а не «кажется», я бы здесь у вас давно сидел. И не в качестве свидетеля.
— Еще ничего не потеряно, товарищ Цветков, можно наверстать. Чем вы объясните, что во время руководства практикой не жили в гостинице, хотя для вас бронировалось место?
— Если б такой вопрос задала жена, пришлось бы врать и выкручиваться. Вам отвечу честно — предпочитаю ночевать не один.
— У кого вы останавливались? Кстати, и в прежние приезды, до практики — тоже?
— Не отвечу, так как замешана женщина.
— Ваши отношения с женщинами следствие не интересуют, товарищ Цветков. Вы жили на квартире рабочего той самой котельной, где были сложены картины после кражи!
— Вас совсем не интересуют женщины? — нагло изумляется Цветков. — От души сочувствую.
— Оставьте, пожалуйста, подобный тон, — внутренне кипятится Зыков. — Что общего у художника с пропойцей-кочегаром, ранее судимым за разбой? Посчитать это за простое совпадение весьма трудно.
— Разумеется, между нами ничего общего. Но его сестра… Да, я художник, и, что касается женских прелестей… в противоположность вам, дорогой товарищ следователь, я не в силах себе отказать. Вообразите — этакая кустодиевская красота, огненный темперамент, линии тела, как у…
— Товарищ Цветков, я жду ответа на конкретные вопросы!
Но Цветков отлично нащупал «слабинку» Зыкова: тебя коробят фривольные темы? Ну, держись!
— Нет, позвольте уж договорить, вы же допытывались! Я писал Марусю. Естественно, обнаженную. Модель, от которой у самого Рубенса потекли бы слюнки! В косом солнечном свете, когда все так выпукло и рельефно, когда округлости и изгибы трепещут… Не понимаю, право, что вас вгоняет в краску, мы же взрослые люди… Словом, Маруся великолепна. В любое время дня и особенно ночи. А кто ее брат — кочегар, самовар, хоть сивый мерин — мне безразлично!