Все эти пять тяжелых лет Ярослав Лукаш боролся, как коммунист и чех. Что только не перенес он! Кем только не был! Где только не приходилось ему укрываться, спасая жизнь, чтобы снова и снова вступить в борьбу. Он был и слесарем-водопроводчиком, и кровельщиком, и мотористом, он водил трактор и работал на лебедке, жил у Морганека, скрывался на пристани под баржами, прятался в холодных печах кирпичного завода, замерзал в смотровых канализационных ямах.
Смерть всюду стерегла его, за каждым углом, каждую минуту.
Поистине стоическая нужна выдержка, чтобы непрерывно в течение пяти лет сносить тяжелые удары врага. Он никогда не впадал в отчаяние, ни разу не дрогнул, ни разу не усомнился ни в победе, ни в самом себе.
Почти полмесяца он вынужден был скрываться в топке заброшенного паровоза. Это случилось зимой сорок второго года. Сухари и кое-какую другую еду ему с риском для жизни приносил раз в неделю Карел Гавличек. Не было воды, и Ярослав ел снег.
Да! Так было. И тогда, смертельно измученный, он искал временного отдыха, тишины. Но, отлежавшись в каком-нибудь надежном углу короткое время, Лукаш начинал томиться, пустота заполняла душу, сердце ныло, и было такое чувство, будто он потерял самое близкое ему и дорогое. Жгучее желание борьбы брало верх над физическим истощением. Именно в такие минуты он понимал с особенной ясностью, что только борьба дает ему силы жить, что чем тяжелей испытания, тем богаче и глубже его любовь к родине.
Перед Лукашем всегда стояли примеры беззаветного служения народу. Героические вожаки партии, бесстрашные бойцы за дело народа Юлиус Фучик, схваченный в апреле сорок второго года; Ян Зика, арестованный в ночь после расправы над кровавым гитлеровским псом Гейдрихом; Вацлав Маржик, предпочитавший смерть гестаповским застенкам; схваченные фашистами Иозеф Лиетавец, Штефан Дубчек, Ладислав Шевчик.
Первым инструктором Пражского комитета был Червень. Червеня уже нет. Он погиб в сорок первом году. Его схватили на улице Праги. За ним специально охотились. Червень пытался прорвать цепь облавы, и ему пулеметной очередью перебили обе ноги. Он не умер на площади. Он умер двенадцать дней спустя в больнице. Все двенадцать дней его допрашивали, но он ничего не сказал.