Тогда он был не в силах поговорить с дочерью, а теперь, выйдя из больницы, терпеливо ждал, когда она сама расскажет ему о Нериче и о своих отношениях с ним. Почему Нерич считает своей обязанностью помогать им? Неужели… Но нет! Он хорошо знает Божену. Вернее предположить, что Нерич только еще пытается увлечь Божену, и поэтому ему важно расположить к себе ее отца. Широкие жесты, любезность, щедрость… Но Лукаш знает этих господ, да и Божена не глупа. Не так-то легко обмануть ее доверие.
Эта мысль успокаивала Лукаша. Единственно, что огорчало его, – это молчание дочери. Впрочем, как знать… Возможно, она не придает этому знакомству никакого значения. Сегодня, возвращаясь от Червеня домой, Лукаш думал о своем будущем и в этой связи не мог не думать о дочери. Она останется одна. Конечно, он постарается поддерживать связь с ней, возможно, изредка будет с нею видеться. Но разве можно надеяться на спокойное развитие событий? Червень сказал, да и сам Лукаш это понимает: предстоят тяжелые, жестокие испытания. Неизвестно, куда события забросят его. Нельзя не считаться и с тем, что ему, быть может, придется скрываться, бежать из Праги… Или – тюрьма… Божену нужно подготовить к самому страшному. Он не имеет права не сказать ей об этом. Она поймет и, глубоко осознав, во имя чего они расстаются, легче перенесет разлуку.
В окне был свет – Божена еще не спала. «Как всегда, ждет меня», – с теплотою в сердце подумал Лукаш.
Дочь встретила его в дверях. В ее глазах тревожный вопрос: почему так поздно? Он посмотрел на часы – два ночи. Да, очень поздно. В такой поздний час он еще никогда не возвращался.
– Я так боялась…
Божена не договорила. Уткнувшись лицом в его плечо, она замерла. Он чувствовал дрожь ее тела. Лукаш взял в ладони ее голову, приподнял и посмотрел в глаза дочери – голубые, широко раскрытые и полные страха. В них стояли слезы.
– Ну, ну… Зачем же? Вернулся жив и невредим.
Она улыбнулась и по-детски кулачком вытерла глаза.
– Была Мария и рассказывала, что в городе делается, – начала Божена взволнованным шепотом. – Арестовывают всех…
– Ну, положим, не всех, – проговорил Лукаш, снимая пиджак. – Убирают чехов, неугодных правительству и немцам…
Божена поставила на стол кофейник и за рукав потянула отца к креслу.
– Ты, конечно, с утра ничего в рот не брал… Кофе еще горячий.
Лукаш с наслаждением развалился в потертом единственном в квартире кресле, но до чашки с кофе не дотронулся.
– Не ел и не хочется… – Он посмотрел на Божену. – Садись. Побеседуем.
Божена насторожилась. Что-то произошло. Иначе зачем говорить сейчас, глубокой ночью? О чем?