Столик Неричу уступил какой-то белобрысый, долговязый мужчина. Нерич покраснел, – это был Обермейер. Гестаповец, поклонившись, пересел за соседний столик и развернул газету.
«Как в театре, – со злостью подумал Нерич, – дирижер уже на месте. Сейчас начнется спектакль».
Однако начать спектакль было не просто. Чувствуя наблюдателя, Нерич сбился с тона. Непринужденность исчезла. Стройный разговор не налаживался, Нерич стал задавать вопросы. Божена отвечала односложно: да, нет. Мария улыбалась и рассматривала ногти на пальцах. В ее улыбке Нерич чувствовал иронию. Он положительно терял присутствие духа. Как мальчишка, он нетерпеливо ждал, когда подадут вино и все станет легче и проще.
Ужин был изысканный – Милаш хотел блеснуть перед Боженой. Но девушки, казалось, не оценили ни его забот, ни вкуса. Нерич разлил вино и поднял бокал.
– За сегодняшний вечер!
Мария перевела взгляд с Милаша на Божену.
– Почему же именно за сегодняшний?
«Кажется, можно начинать штурм. – подумал Нерич. – Что ж, попробуем».
И громко, чтобы услышал Обермейер, произнес:
– За исключительный вечер в моей жизни!
Скрытое волнение Милаша сейчас же передалось Божене. Все это, начиная с приглашения в «Амбаси» и кончая неуверенными интонациями в голосе Милаша, было странно. «Он какой-то непохожий сегодня, – раздумывала она, мелкими глотками отпивая вино и нежно глядя на Милаша. – И говорит загадками. Он чем-то встревожен. Неужели у него неприятности?»
– Божена! – с какой-то настойчивостью сказал Милаш. – Скажите мне, я не ошибаюсь, считая Марию самым близким для вас человеком?
Она взглянула на Марию и кивнула головой.
– Да, вы не ошибаетесь. Отец и Мария…
– Но отца нет в Праге. Я надеюсь, что по его возвращении мы вот так же проведем вечерок за бокалом вина, – сказал Нерич с прежней значительностью.
При упоминании об отце Божена опустила глаза и поставила бокал на стол. Рука ее дрогнула, красная капля вина сбежала на скатерть. Мария покосилась на Божену, та поспешила поднять бокал и улыбнулась, но так грустно, что Марии стало больно.
– Ну, ну… все будет хорошо, – сказала она бодрым голосом. – Дядя Ярослав скоро вернется. А теперь… что же, пьем за сегодняшний вечер?
– За исключительный, за особенный вечер для меня и для Божены, – несмело добавил Нерич.
Обермейер собирался закурить, но его рука с зажженной спичкой в пальцах остановилась в воздухе. Он прислушался. Это не ускользнуло от внимания Нерича: «Насторожился, – враждебно усмехнулся он. – Кажется, тебе, приятель, надо запастись терпением».
– Что это значит, Божена? – не поняла Мария. – У тебя есть от меня тайны?